Обрести надежду - [51]

— А реклама какого пива? — полюбопытствовала Грейс, хотя сомневалась, что когда-нибудь видела это по телевизору.

Мэтт усмехнулся:

— Да ну, мне стыдно, нечем тут гордиться.

— Ну, это понятно. А делать-то что надо было?

— Нет, я скажу, только ты про меня ничего плохого не думай, ладно?

— Ну конечно.

— В общем, в этой рекламе у меня был обед при свечах с одной красавицей. Мы с ней сидим в дорогущем ресторане, она пьет вино, у меня — «Буд лайт». Вдруг от свечи загораются сушеные цветочки на столе. Моя подруга начинает вопить, требуя, чтобы я затушил пламя своим пивом. Но я не могу расстаться с ним, потому что оно очень вкусное. Вместо пива я выливаю на огонь ее суп, а когда ничего не получается, я срываю с ее шеи шарфик и начинаю им сбивать пламя.

— Надо же, как смешно!

— Да. Этот ролик крутили во время Суперкубка.

— Кто знает, может, в тот момент ты и стал звездой.

Мэтт пожал плечами:

— Да, мне тогда повезло. Мне вообще всегда везло. До последнего времени.

— Ничего подобного! — возразила Грейс. — Тебе и сейчас повезло. Повезло, что остался жив. Что можешь ходить. Так что давай не раскисай, а постарайся научиться вырабатывать у себя оптимизм. Сделаешь это? Для меня.

Мэтт улыбнулся с какой-то грустной благодарностью.

— Конечно, — ответил он и закрыл глаза.

Однажды вечером, ближе к концу первой недели после того, как Мэтт пришел в себя, когда Грейс измеряла ему пульс, он вдруг попросил:

— Я хочу покататься.

— Покататься? — удивилась Грейс, отметив у него блестящий пульс в восемьдесят ударов. Показания она занесла в его медицинскую карту.

— Да. В инвалидной коляске, — сказал Мэтт, хотя благодаря ежедневным занятиям с физиотерапевтом мог прекрасно передвигаться на своих двоих.

— В два часа ночи? — снова удивилась Грейс.

— А по-моему, самое подходящее время. В коридорах пусто.

Как странно — еще вчера Грейс мечтала поводить Мэтта по больничным коридорам, напоминавшим пустынный белый пляж. Поводить, поддерживая его временами под руку, чтобы он не упал.

— А ногами походить ты разве не хочешь? — спросила она.

— Нет, — сказал Мэтт с легкой капризцей в голосе, свойственной всем кинозвездам. — Я хочу покататься.

— Хорошо, — дипломатично согласилась Грейс, понимая, что он, наверное, устал и не расположен ходить пешком. — Немного покатаешься — и спать.

Инвалидная коляска стояла прямо за дверью в коридоре — так распорядился Мэтт, потому что не хотел видеть ее постоянно у себя в палате. Он сказал, что она напоминает ему один жуткий фильм, где зловещая детская коляска гонялась по пустынному особняку за героем фильма. Но главной причиной, как догадывалась Грейс, было, конечно, тщеславие. Мэтт, который всегда гордился своим нерушимым образом железного и несгибаемого супергероя, до сих пор не мог привыкнуть к тому, что стал немощным. Не мог привыкнуть и смириться.

Встав с постели, Мэтт в одном своем синем халате самостоятельно дошел до коридора, где стояла коляска. На этаже было тихо, если не считать шума, доносившегося из сестринской, где Дон, как всегда, чесала языком по телефону. Мэтт уселся в коляску, взялся за подлокотники и улыбнулся — в конце концов, инвалидное кресло — это просто сиюминутное развлечение, а не то, к чему он, не приведи Господь, конечно, прикован и на что навеки обречен.

Грейс ничего не имела против такого каприза кинозвезды. Ее Гэри последние дни своей жизни без коляски прожить не мог, потому что совсем не мог ходить. Грейс усаживала его и вывозила на веранду, где он любовался морскими закатами.

Вот и сейчас, взявшись сзади за ручки, Грейс повезла Мэтта по коридору, подальше от сестринской, в тишину и безмятежность больничных покоев. Словно каким-то далеким эхом откликалась эта прогулка в ее памяти, и она тихонько улыбалась про себя. Улыбалась, думая о том, каким, оказывается, слабым местом стали в ее душе немощные мужчины. Но второго Гэри Грейс себе не желала — то есть еще одного мужчину с серьезными проблемами со здоровьем. Одно дело, если вы вместе прожили долгую жизнь, вместе состарились, и ты за ним ухаживаешь, но когда ты молода… Нет, ей нужен здоровый партнер, но об этом остается разве только мечтать…

И хотя нынешнее состояние Мэтта автоматически зачисляло его в разряд «безопасных», Грейс не могла рассматривать его как кандидатуру для романтических связей, а потому ничем не рисковала, флиртуя с ним. К тому же она была старше его на четыре года и, уж конечно, не так молода и хороша собой, как те женщины, что обычно ложились перед ним штабелями. Оба они — Грейс это чувствовала — жили какой-то непостоянной, временной, промежуточной жизнью. То, что происходило здесь, в отделении интенсивной терапии, нельзя было назвать настоящей жизнью, их реальным миром. Даже сейчас, выкатившись на эту «туалетную» прогулку, они покинули свою уютную, «насиженную» зону душевного комфорта, покинули привычные границы «хор ом Паваротти», с тем чтобы сделать этот символический шаг в сторону неизведанного внешнего мира, а потом все равно вернуться обратно, в хорошо известные, привычные рамки.

Толкая перед собой коляску с Мэттом, Грейс вдруг впервые за все время с грустью ощутила конечность всего происходящего в мире. Ведь Мэтта, возможно, выпишут уже через неделю или раньше.