Обреченный мост - [29]
Он наконец очнулся, что-то для себя сообразив, и продолжил:
— Но завод огромный, сталинский гигант, детище их первой, как её к чёрту… Пятилетки! Так что подземных коммуникаций и технологических полостей под ним не меньше, чем в тех же каменоломнях. Тут не то что разобранный мост, тут танковую дивизию спрятать можно. И, что особенно выгодно, как я уже говорил, — железнодорожная колея, проложенная к эстакаде моста в Жуковке, проходит окраиной завода, вот здесь, сразу за домнами.
Вернер ткнул сухим пальцем в один из планов, которыми был завален его стол.
Но штандартенфюрер даже не повернул головы, заметив, в свою очередь:
— Локализуйте мне район завода, который необходимо взять под самую тщательную охрану, — он грузно обернулся всем телом. — Поскольку сейчас у нас нет достаточных сил, чтобы оцепить всю территорию.
— А?..
— А команда полевой полиции и сам городской полицай-комиссар будут, скажем так… не до конца в курсе происходящего, — штандартенфюрер сделал выразительную паузу. — Они слишком плотно связаны с местными, с местной полицией и всяческими вспомогательными подразделениями из числа «Хиви», так что… Герр оберстлейтнант будет охранять и только. И только то, что ему скажут. О минировании знать ему совершенно ни к чему. Ничуть не сомневаюсь ни в нём самом, ни в его офицерской чести, но, как говорится, что знают двое, знает и свинья.
— Вот как?.. — несколько озадаченно потёр подбородок обер-инженер. — А мы с Эрихом довольно успешно сотрудничали. То есть я не должен?..
— Вы должны иметь в виду, что у местной полевой полиции и у команды CD задачи с определённого момента будут несколько разниться. С того момента, как эвакуация моста станет абсолютно невозможной. А это, как вы понимаете, уже вполне вероятно. Железнодорожного сообщения Крыма с материком нет. Так что уже с сегодняшнего дня караулы полевой комендатуры на этом участке будут проверяться лично господином штурмбаннфюрером.
— А если меня станут спрашивать?.. — начал было озадаченный начальник штаба инженерных войск. — Почему вдруг СС-Ваффен?
— Кто? — оборвал его, снисходительно хмыкнув, полицай-фюрер. — Кто станет спрашивать? Если подчинённые, говорите «не вашего ума дело», если сам Мёльде, рекомендую вот такую позу. — Полицай-фюрер Крыма раскинул руки, выпятил толстую нижнюю губу и закатил к потолку по-рыбьи выпученные глаза.
Обер-инженер даже отпрянул на спинку стула, недоуменно наморщив лоб.
— «Неисповедимы пути Господни», — расшифровал он немногим спустя пантомиму полицай-фюрера.
— Чёрт его знает, — будто очнувшись, подтвердил тот.
Похоже, слухи о том, что штандартенфюрер Зитц не расстаётся с жестяной баночкой из-под мятных леденцов, полной кокаина, имели под собой основание.
База партизанского отряда Ф.Ф. Беседина
Хачариди и Боске
…О брате своём, старшем на три года Эмиле Боске, Мигель ничего не слыхал с 39-го года, с того самого дня, как старый отец, перебросив фанерный чемодан через гнутые леера коммерческого каботажного пароходика, отправлявшегося в Мадрид, прокричал…
Что он там кричал на самом деле — Мигель не расслышал, потому что тогда в жёлтом и пыльном небе Бильбао носились «Юнкерсы-52», наполняя узкие улочки воем и грохотом, а в мутной воде портовой акватории то и дело вздымались шипящие белые столбы. И как ни старался Мигель, не мог не то, что расслышать, но даже сосредоточиться на том, что кричал ему отец. Он видел только его разодранный в крике рот, — наверное, отец клялся, что вернётся сын в уже свободную «Страну Басков». Он часто это говорил в последнее время, но Мигеля душили слёзы отчаяния и… зависти. Он не мог не завидовать брату. Тому было уже полных восемнадцать лет, и он никак не мог попасть в квоту эвакуируемых, даже если б ему, как Мигелю, приписали год лишку, — усы и щетина, обметавшие юное лицо предательской сажей, выдавали с головой. Возрастное ограничение на вывоз в Советскую Россию было четырнадцать лет… Но, что за горе — не отправиться в далёкую северную страну, если он мог остаться и сражаться плечом к плечу с отцом? Вон, за его костлявым плечом отблескивает лаком приклад настоящей винтовки…
— Но как получилось, что сын коммуниста, сражавшийся вместе с отцом против фашистов, — пожал плечами Сергей, поправляя лезвием ножа фитиль керосинки, — оказался…
— В нашей семье никогда не было коммунистов, — покачал головой лейтенант. — Скажу больше: и к коммунистам, и к анархистам отец относился с большим недоверием.
— Вот как?.. — удивился «Везунок», но удивился довольно-таки вяло.
После Финской своей эпопеи[26], он уже мало удивлялся как превратностям судьбы, так и переменчивости людских идеалов. «Бытие определяет сознание», — вынужденно соглашался опыт рядового Хачариди с умозрениями Маркса. Что, не видел никогда он, как тухнут «пламенные бойцы», а «заклятые враги» закладывают соратников?
— Мой отец был националистом, — вздохнул Мигель и тут же поправился: — Нет, не из тех, что были за Франко. Баскским националистом. Он видел в Народном фронте только шанс Эускади на независимость. Баски видели Гражданскую войну со своей колокольни, и колокольня эта была во всех смыслах католической… Отец, например, никогда не мог простить коммунистам избиения монахов в 36-ом, когда в Мадриде кто-то пустил слух, дескать, католические монахи раздают детям пролетариев отравленные конфеты. Этот ничем не обоснованный слух привёл к тому, что сотни монахов и священников было убито разъярёнными толпами рабочих. А красные палец о палец не ударили, чтобы остановить это безумство.
Со странным человеком свела судьба старшего лейтенанта Александра Новика во время одного из рейдов во вражеский тыл. Даже и не думал он тогда, что вместе с этим вызывающим сильные подозрения Яковом Войткевичем им придётся готовить захват фашистского штаба, а потом и вовсе разыскивать тайную базу немецких подводных лодок…
Приближается победная весна 1944 года — весна освобождения Крыма. Но пока что Перекоп и приморские города превращены в грозные крепости, каратели вновь и вновь прочёсывают горные леса, стремясь уничтожить партизан, асы люфтваффе и катерники флотилии шнельботов серьезно сковывают действия Черноморского флота. И где-то в море, у самого «осиного гнезда» — базы немецких торпедных катеров в бухте у мыса Атлам, осталась новейшая разработка советского умельца: «умная» торпеда, которая ни в коем случае не должна попасть в руки врага.Но не только оккупанты и каратели противостоят разведчикам Александру Новику и Якову Войткевичу, которые совместно с партизанами Сергеем Хачариди, Арсением Малаховым и Шурале Сабаевым задумали дерзкую операцию.
«Крымский щит» — так называлась награда, которую получали воины вермахта, наиболее отличившиеся при завоевании далёкого от Германии полуострова. Но, обуреваемые мечтами о близком триумфе, они не подозревали, что невысокие горы Крыма укроют отряды бесстрашных и беспощадных народных мстителей, что Сергей Хачариди, Арсений Малахов, Шурале Сабаев и их боевые соратники сделают всё, чтобы защитить своё Отечество от алчной фашистской стаи…
Алексей Николаевич Леонтьев родился в 1927 году в Москве. В годы войны работал в совхозе, учился в авиационном техникуме, затем в авиационном институте. В 1947 году поступил на сценарный факультет ВГИК'а. По окончании института работает сценаристом в кино, на радио и телевидении. По сценариям А. Леонтьева поставлены художественные фильмы «Бессмертная песня» (1958 г.), «Дорога уходит вдаль» (1960 г.) и «713-й просит посадку» (1962 г.). В основе повести «Белая земля» лежат подлинные события, произошедшие в Арктике во время второй мировой войны. Художник Н.
Эта повесть результат литературной обработки дневников бывших военнопленных А. А. Нуринова и Ульяновского переживших «Ад и Израиль» польских лагерей для военнопленных времен гражданской войны.
Владимир Борисович Карпов (1912–1977) — известный белорусский писатель. Его романы «Немиги кровавые берега», «За годом год», «Весенние ливни», «Сотая молодость» хорошо известны советским читателям, неоднократно издавались на родном языке, на русском и других языках народов СССР, а также в странах народной демократии. Главные темы писателя — борьба белорусских подпольщиков и партизан с гитлеровскими захватчиками и восстановление почти полностью разрушенного фашистами Минска. Белорусским подпольщикам и партизанам посвящена и последняя книга писателя «Признание в ненависти и любви». Рассказывая о судьбах партизан и подпольщиков, вместе с которыми он сражался в годы Великой Отечественной войны, автор показывает их беспримерные подвиги в борьбе за свободу и счастье народа, показывает, как мужали, духовно крепли они в годы тяжелых испытаний.
Рассказ о молодых бойцах, не участвовавших в сражениях, второй рассказ о молодом немце, находившимся в плену, третий рассказ о жителях деревни, помогавших провизией солдатам.
До сих пор всё, что русский читатель знал о трагедии тысяч эльзасцев, насильственно призванных в немецкую армию во время Второй мировой войны, — это статья Ильи Эренбурга «Голос Эльзаса», опубликованная в «Правде» 10 июня 1943 года. Именно после этой статьи судьба французских военнопленных изменилась в лучшую сторону, а некоторой части из них удалось оказаться во французской Африке, в ряду сражавшихся там с немцами войск генерала де Голля. Но до того — мучительная служба в ненавистном вермахте, отчаянные попытки дезертировать и сдаться в советский плен, долгие месяцы пребывания в лагере под Тамбовом.
Ященко Николай Тихонович (1906-1987) - известный забайкальский писатель, талантливый прозаик и публицист. Он родился на станции Хилок в семье рабочего-железнодорожника. В марте 1922 г. вступил в комсомол, работал разносчиком газет, пионерским вожатым, культпропагандистом, секретарем ячейки РКСМ. В 1925 г. он - секретарь губернской детской газеты “Внучата Ильича". Затем трудился в ряде газет Забайкалья и Восточной Сибири. В 1933-1942 годах работал в газете забайкальских железнодорожников “Отпор", где показал себя способным фельетонистом, оперативно откликающимся на злобу дня, высмеивающим косность, бюрократизм, все то, что мешало социалистическому строительству.