Обреченные невесты - [2]

Но это не музей. Это место преступления, и смесь жестокости и откровенной демонстративности вызвала у Брэда приступ тошноты. Ему понадобилось время, чтобы настроиться на волну внутренних ощущений и постараться мыслить, как преступник, чтобы разгадать смысл злодеяний.

Брайан Джекобс, семнадцати лет, привел сюда после школьных занятий подружку и обнаружил четвертую жертву Коллекционера Невест.

Если не считать шелковых трусов и фаты, женщина совершенно обнажена. Блондинка. Белая. Все на своем месте. Обе руки в одинаковом положении, большой и указательный пальцы касаются друг друга. Плечи, бедра тоже со всем тщанием приведены в естественное положение. Все, кроме головы.

Голова немного наклонена влево, так чтобы длинные светлые волосы, ниспадая через левое плечо, уходили под мышку. Сквозь фату видно, что глаза у нее закрыты. Никаких следов насилия, никаких признаков того, что она испытывала боль или страдала, никаких пятен крови. Только благословенный покой и естественная красота.

С нее вполне могли писать своих ангелов Леонардо или Микеланджело. Безупречная невеста.

Он вгляделся пристальнее и почувствовал, как в голове рождаются странные слова сострадания: «Я рыдаю вместе с тобой, Ангел. Я оплакиваю тебя. Оплакиваю каждую прядь твоих волос, что уж никогда не затрепещут на ветру, каждую улыбку, что никогда не озарит чей-то день, каждый чувственный взгляд, что заставит быстрее биться сердце мужчины. Мне так жаль».

— Красивая, — послышался голос Ники.

На мгновение он почувствовал острую как от укола боль утраты чувства общности с распятой на стене женщиной. Ники прошла мимо, не отрывая глаз от жертвы, и мягко прикоснулась к его руке. Дышала она ровно, разве что чуть глубже, чем обычно, и он понимал почему: глядя на дело рук убийцы, она словно проникала в темные глубины его сознания и ужасалась.

А на его сознание как лавина обрушилась вся мучительность отношений с Ники… И растворилась, уступив место образу женщины, стоящей рядом с другой женщиной. Светловолосый ангел, склонившийся над ангелом темноволосым. У одного руки бессильно раскинуты, у другого сложены на груди. Один почти обнажен, на другом голубая шелковая блуза, темный жакет и юбка.

«Красивая», — подумал он.

— Какое свинство. — Тишину нарушил негромкий голос Ким Петерсон, озвучившей то, что Брэду и Ники мешала выразить в словах гордость. Патологоанатом встала рядом с Брэдом, вытащила из чемоданчика пару белых перчаток и поставила его на пол. — Итак, что нам известно?

Брэд предпочел бы провести побольше времени наедине с жертвой, но момент упущен.

— Никаких документов. Тело обнаружено час назад двумя подростками.

Повисло недолгое молчание.

— Красивая, — пробормотала Ким.

— Да.

— Итого четыре.

— Похоже на то.

Ким подошла поближе и встала напротив Ники, сосредоточенно осматривающей тело жертвы. Затем наклонилась к ноге девушки и бережно разогнула пальцы, чтобы лучше видеть подошву.

— Не хочешь поделиться, как все, по-твоему, произошло, пока я не начну предварительный осмотр?

К выводам он пока не был готов. Ведь полный анализ свидетельств и улик впереди. Но все знали о его удивительной способности точно оценивать события по малейшим деталям, чуть видимым следам. К тому же после перевода из Майами в денверское отделение, а это произошло всего год назад, он раскрыл в районе Четырех Углов[1] три крупных преступления. И сейчас, в тридцатидвухлетнем возрасте, круто шел наверх, хотя в работе руководствовался отнюдь не карьерными амбициями.

— Мужчина, судя по отпечаткам, носит обувь одиннадцатого размера. Они провели здесь некоторое время. Может, целый день…

— С чего ты взял? — осведомилась Ники.

Издали донесся приглушенный шум голосов: полицейский втолковывал недоумевающему водителю подъехавшей машины, что ему следует вернуться на главную дорогу. В воздухе становилось свежей, и крыша над головой начала поскрипывать.

— Запах. Жареные бобы. Он проголодался и поел. Хотя банки не видно. И образцы ДНК не возьмешь.

— Она была жива, когда он привез ее сюда?

— Да. И убил, как и остальных, высасывая кровь из пяток. Никаких следов борьбы. Брезент, видите, здесь, под столом, впитал в себя большинство следов — телесные выделения, клетки кожи, волосы. Он старался не переусердствовать, удерживая жертву на грани сознания. Она лежала плашмя, спокойно, полностью отдавая себе отчет, что он замораживает ей пятки и что-то вводит под кожу. Ему пришлось стереть кровь со стола и пола, там, где она стекла с брезента. Потом он залепил ранки, поднял тело и держал его в нужном положении до тех пор, пока слой клея, нанесенного на лопатки, пригвоздил ее к стене, после чего вскрыл ранки на обеих пятках и принялся наблюдать, как кровь стекает в ведро.

Все эти умозаключения Брэд сделал на основе следов на столе и на полу, отпечатка обода от ведра и отсутствия царапин на теле. Физические свидетельства позволили ему представить картину произошедшего с такой же ясностью, как если бы он разглядывал полотно Рембрандта.

— Он сделал это не из уважения и не в порыве гнева, — добавил Брэд.

— Это любовь, — обронила Ники.

— Любовь, — кивнул он.