Обреченные на смерть - [78]

Энн опять вернулась к уродливому металлическому столу. Она стояла возле него, повернувшись спиной к Мейбл.

— Ты права, — проговорила она, — извини.

Потом Мейбл сказала:

— Извини.

— Нет, ты права, — повторила Энн. — Ты права.

— О Боже, — сказала Мейбл, ерзая на своем неудобном стуле. — Мы что, будем теперь спорить, кто прав, а кто виноват? Давай не ссориться, хорошо? Хорошо?

— Хорошо.

— Сколько сейчас времени?

— Два часа тридцать минут.

— Не заводись. Я просто хотела узнать время.

— А я просто сказала тебе, который час. Ты уже спрашивала пять минут назад.

— Я спрашивала тебя об этом час назад, — сказала Мейбл. — Пошла ты к черту со своими часами.

Энн рассмеялась.

Мейбл тоже захохотала.

— Это называется — «стокгольмский синдром», когда пленники начинают ссориться между собой.

Энн повернулась лицом к Мейбл и села на край металлического стола, болтая ногами.

— Если уж до конца следовать признакам этого синдрома, то пленники еще и влюбляются в своих похитителей.

Мейбл вздрогнула:

— Это ужасно.

Энн посмотрела на свои часы. Было тридцать шесть минут третьего.

— Сегодня Рождество. Может быть, в итальянском районе закрыты все пиццерии?

— Пусть они несут китайскую еду, — сказала Мейбл. — Я умираю от голода. Трудно быть пленником. Ты знаешь Энди Кейта? Он мой старый приятель. Он пишет о фильмах в разных тонких журнальчиках. Раз в два месяца мы разговариваем с ним по телефону. Как раз на прошлой неделе он написал статью о том, что финальные сцены многих голливудских фильмов разворачиваются на заброшенных складах. Я надеюсь, что они все-таки принесут нам хоть китайскую еду.

— Покупая китайскую еду, покупая любую другую еду, они рискуют привлечь к себе внимание. А пиццерия, которой они пользуются, возможно, принадлежит каким-нибудь итальянским мафиози из числа их знакомых.

Мейбл ничего не сказала, все ерзая на своем неудобном стуле. Стул скрипел.

Некоторое время они обе молчали.

— Слышишь, кто-то шуршит там? — спросила Мейбл.

— Мыши, — сказала Энн.

— А этот шум?

— Это у тебя в животе.

Мейбл засмеялась.

— Тихо.

— Я хочу сказать, что мы, наверное, сошли с ума, — сказала Мейбл. — Мы просто сошли с ума еще вчера днем, когда, так сказать, обедали…

— Мейбл, тише.

— О, прекрати. Я могу говорить обо всем, о чем пожелаю. Ты что, боишься, что нас кто-то может услышать?

Энн встала со стола и быстро подошла к двери.

Мейбл смотрела на нее.

— Ты думаешь?..

Энн приложила палец к губам. Она на цыпочках вернулась к столу, взяла ящик из-под пиццы и опять подошла к двери.

— Энн…

— Тише.

— Энн, что если…

— Заткнись, Мейбл. Я не могу оставаться здесь ни минуты больше. Никто, я тебе говорю, никто не знает, что мы здесь, так что помощи нам ждать неоткуда и надеяться мы можем только на себя самих.

Им казалось, что они ждали два часа, а на самом деле прошло только четыре минуты.

За тяжелой металлической дверью раздались шаги.

Энн подняла ящик из-под пиццы и занесла его над головой.

«Бей изо всех сил. Ради себя и твоих нерожденных детей, ради Мейбл и ее нерожденных детей, ради демократии, во имя свободы… смерть тиранам и преступникам».

Энн посмотрела на Мейбл. Ее взгляд говорил: «Вот, Мейбл, настал наш час, действуй».

И Мейбл начала действовать. Она встала со своего стула, сняла с ног туфли, встала на стул и вывернула лампочку.

Потом она спрыгнула со стула и опять надела туфли.

Энн слышала, как звенят ключи.

Может быть, это Санта Клаус, который задержался где-то в пути. Дверь открывается. Нет, это не Санта.

Темнота — что там? Комната, склад? Однако где-то в отдалении горит свет.

Появляется лицо. Это лысый усатый Джерри. Смотрит вверх на лампочки. Он что-то подозревает, вспоминая, отключался ли здесь свет когда-либо раньше.

Пиццы в руках у него нет. Нет и китайской еды. У него в руках вообще ничего нет. Судный день.

— Привет, дамы, — сказал усатый лысый Джерри. — Давайте-ка…

Он не успел закончить фразу. Энн нанесла удар ящиком из-под пиццы ему прямо в лицо. Она била изо всех сил, нанося удар за ударом.

Лысый усатый Джерри упал. Он упал на тяжелую металлическую дверь. Она открылась. Грохот был невероятный. Потом — тишина.

Вдруг Энн услышала голос.

— Ну ты, идиотка.

Это был коротышка Эдди, о котором все забыли. Он вышел из темноты, держа в руке довольно большой револьвер. Он посмотрел на лысого усатого Джерри, чье лицо было расквашено всмятку.

— Идиотка, ты же убила его.

Энн сделала шаг навстречу Эдди, но он, не глядя на нее, все еще рассматривая лысого Джерри, остановил ее, наведя на Энн свой пистолет. Наконец он посмотрел на нее и печально покачал головой.

— Поставь этот чертов ящик на пол, — сказал он.

Энн хотела бросить в него этим ящиком, как бросают тарелочки во время игры во фрисби, но коротышка Эдди понял ее намерение и приготовился защищаться.

Энн поставила этот чертов ящик на пол.

— Включите свет, — сказал коротышка Эдди, не глядя на Мейбл, но направляя пистолет в ее сторону.

Мейбл не двигалась.

Коротышка Эдди посмотрел на нее:

— Включи этот чертов свет.

Мейбл сняла туфли, встала на металлический стул. Она ввернула лампочку. Свет загорелся. Она спрыгнула со стула и надела туфли.

Коротышка Эдди ткнул лысого Джерри ногой, как будто хотел разбудить его, затем согнулся и пощупал его пульс. Он так и не понял, есть у Джерри пульс или нет, но времени, чтобы это выяснить, у нас не было.