Обреченные на смерть - [27]

Маргарет Моррис рассмеялась и сказала:

— Точно.

Официант, не обращая внимание на музыку, смотрел по телевизору фильм «Опра Винфри». Заметив Каллена, он подошел к нему, чтобы взять заказ. С виду официант был довольно агрессивен — весь в татуировках, с косичкой в волосах, с животом и в тишорте, изображение на котором издалека можно было принять за хот-дог или улыбающееся лицо, но на самом деле это был презерватив, а под ним надпись «Развлекайтесь». Но у него были добрые глаза и мягкий голос. Может быть, раньше он был хулиганом, но стал на путь истинный, родился заново.

— Что вам принести, сэр?

— Кофе, пожалуйста, — сказал Каллен. — Черный и без сахара.

— Таким его и нужно пить. А как вы, ребята? Принести вам что-нибудь еще?

Маргарет Моррис допила виски и щелкнула по стакану пальцем, подталкивая его, как опытный шахматист подталкивает фигуру.

— Тоник и кока-колу.

— Тоник и кока-колу, — официант взял стакан. Но Маргарет Моррис просто проверяла официанта, она хотела знать, примет ли он такой заказ.

— Нет! Тоник и счет.

Официант украдкой улыбнулся Каллену. Мол, знаем мы таких баб, не так ли, приятель? Он опять улыбнулся, как бы говоря: «Эти толстухи обычно заказывают чизбургеры, двойную порцию жареной картошки, лук и диетическую содовую. Так что пусть не дурит нам голову, правда, приятель?» — Еще один коктейль и грейпфрутовый сок для вас, сэр?

Карлтон Вудс кивнул. Судя по трубочкам, лежащим на столе, Каллен, обладая полицейской смекалкой, мог догадаться, что это будет уже четвертый коктейль Вудса.

— Мы уже несколько дней только тем и занимаемся, что отвечаем на вопросы наших коллег, сержант, и меня оскорбляют намеки на то, что мисс Моррис и я каким-то образом причастны к смерти этих полицейских. Я думаю, вы не обидитесь, если я скажу вам, что весьма сожалею о том, что их убили таким зверским способом.

Вудс обладал внешностью, с которой он вполне мог выступать в каком-нибудь телешоу — умный, красивый, молодой афро-американец. Будучи американцем, он пользовался уважением белых, которые звали его на обеды, предлагали работу и приглашали вступать в разного рода организации. Будучи африканцем, он мог спокойно навещать свою дорогую мамочку по воскресеньям и не бояться, что на него нападут хулиганы. Соединительная черточка в слове афро-американец не являлась в его случае уравнительной черточкой, скорее она была тем препятствием, которое он должен постоянно преодолевать — послушно исполнять чьи-то команды, не обращать внимания на всякие шпильки в свой адрес.

Маргарет Моррис положила свою руку на руку Вудса.

— Ну, Карл… Сержант Каллен сказал нам по телефону, что он не занимается расследованием этого убийства. Он просто собирает информацию об убитых полицейских.

Вудс искоса посмотрел на Каллена, стараясь найти отверстие, через которое он мог бы заглянуть в его душу.

— Вы друг Хриньяка?

На магнитофоне звучала песня в исполнении Тома Глейзера, «Иисус, Иисус, Иисус, ты утомился». Звук плыл.

Каллен кивком головы поблагодарил официанта за кофе и стал яростно размешивать его — обычно он не размешивал кофе, — пока официант не поставил на стол тоник для Маргарет Моррис и коктейль для Вудса, а сам не ушел к стойке.

Вудс одним глотком выпил половину своего коктейля.

— Он друг Хриньяка. Я слышал о нем от Чарльза Стори. Помнишь? Он дружил со Стори. Он дружил с парнем, которого обвиняли в убийстве Стори — его звали Вэлинтайн, Том Вэлинтайн. Он дружил с Хриньяком, который занял место Стори. Странно все это. Простой детектив дружит с начальством. И он дружит с этой журналисткой, которая писала для журнала «Город», а сейчас работает на телевидении. Ее зовут Энн Джонс. Он тот самый Каллен, который со всеми дружит.

Вудс выпил половину из того, что у него осталось в стакане.

— Карл, — сказала Маргарет Моррис.

Тот самый Каллен, рядом с которым не было, ни одного друга, достал блокнот, открыл его и приготовился записывать.

— Не надо говорить обо мне так, как будто меня здесь нет, Карл.

Вудс допил свой напиток.

— Не называйте меня Карлом.

— Он прав, Карл, — сказала Маргарет Моррис. Каллену она сказала: — Он больше не будет.

Вудс повернулся к ней всем телом. Он был пьян.

— Не говори обо мне так, как будто меня здесь нет. О, черт! — чтобы не ударить ее, он врезал кулаком по спинке кресла. Потом Вудс обхватил голову двумя руками, как если бы хотел снять ее с плеч и отдать в ремонт. — О, черт, черт!

Официант встал с табурета, на котором сидел за стойкой, и подошел к кабинке. В его глазах Каллен мог прочитать вопрос: нужна помощь, приятель?

Каллен показал официанту свою ладонь, в которой он держал кусок льда, завернутый в салфетку. Лед он вынул из стакана Вудса. Он протянул салфетку Маргарет Моррис.

Маргарет Моррис некоторое время в недоумении смотрела на салфетку, затем поняла, в чем дело, и взяла ее. Она приложила лед к голове Вудса.

Вудс схватил ее за руку и выбил у нее салфетку со льдом.

Мадонна пела «Санта-Бейби». Звук плыл.

Вудс плакал.

Когда он перестал плакать, Каллен сказал:

— Подумайте о том, о чем вас еще не спрашивали. Вас же учили вести допрос. Иногда не спрашивают именно о важных вещах, — их обоих учили таким вещам, поэтому он не сказал им, как сказал бы кому-нибудь другому, кого не учили вести допрос, о том, что действительно важные вопросы иногда не задаются не из-за некомпетентности следователя и не потому, что они намеренно не хотят их задавать, а потому что допрашиваемые сами выводят следователя на след, теряя бдительность.