Обреченная - [72]

— Я знаю. И он тоже.

Записка дрожала в моих пальцах. Пусть она была короткой и дружелюбной, я прекрасно понимала, почему он просит меня прийти к нему в каюту. Мы почти попрощались навеки, прежде чем появился Михаил и началась церемония посвящения. Но расстаться еще не могли. Не сейчас, если можно украсть еще одну ночь.

Глава 23

Ближе к вечеру я постучалась в каюту Марлоу, но сначала мне никто не открыл. Затем Алек откликнулся:

— Входите.

Несмотря на отчаянное желание увидеть его, я поколебалась, прежде чем войти. Голос его звучал отрывисто, напряженно — в точности как сразу после превращения или прямо перед ним.

Скоро закат. Неужели прикосновение серебра во время инициации свело на нет древнюю магию? Неужели Алек опять превратится в волка?

Но тут я вспомнила, как рыжий волк вчера ночью сдерживался, чтобы не задеть меня, как он кинулся меня защищать, когда подумал, что мне угрожает опасность. С Алеком я в безопасности — в большей безопасности, чем с кем-либо еще.

Когда я вошла, Алек стоял у открытой двери, ведущей на их частную прогулочную палубу. Отца нигде не было видно. В камине пылал огонь, что удивило меня, но потом я почувствовала, что ветер намного холоднее, чем был до сих пор.

Алек протянул мне руку:

— Полюбуйся на закат вместе со мной.

Я закрыла и заперла дверь, подошла к нему. Он был в брюках и белой рубашке, но с закатанными рукавами и незастегнутым воротничком. По правде говоря, рубашка была наполовину расстегнута. Это показалось бы мне шокирующе неприличным, если бы во время нашего четвертого разговора он не был абсолютно голым.

— Мы все делаем неправильно, да?

— В смысле?

— Рассказали друг другу свои самые сокровенные тайны чуть не до того, как познакомились. Видели друг друга в нижнем белье до того, как впервые поцеловались. — Я опустила глаза и посмотрела на его руку с длинными пальцами, державшую мою. Холодный ветер, с океана трепал мои золотистые кудри. Откинув прядки с лица, я докончила: — Полюбили друг друга раньше, чем успели остановиться.

— Тесс, — он поцеловал меня нежно, положив ладонь мне на щеку, — ты сегодня очень красивая.

— Надела для тебя все самое лучшее.

Это платье я шила для мисс Ирен, но леди Регина заявила, что оно слишком «непреклонного» оттенка — темно-красное, цвета вина при свете свечи. И хотя я не могла позволить себе отделку, которую непременно использовала бы для Ирен, платье получилось красивым: мягкая ткань хорошо драпировалась, оно подчеркивало мою фигуру, оставаясь при этом достаточно скромным. Впрочем, в том, как смотрел на меня Алек, или в том, что я при этом чувствовала, не было ничего скромного. Но его взгляд затуманивался грустью.

— Я хочу, чтобы ты дала мне обещание, Тесс. — Алек запустил пальцы мне в волосы, крепко удерживая меня на месте. Сейчас он выглядел таким же серьезным, как в день, когда мы встретились. — Поклянись своей душой.

— Ни за что, пока ты не скажешь, что я должна пообещать.

— Тебе не понравится.

— Обычно люди не заставляют других клясться душой, чтобы те сделали что-то, доставляющее им удовольствие. — Я глубоко вздохнула. — Ты знаешь, для тебя я сделаю все. Но не заставляй меня давать клятву, не зная, в чем я клянусь. Доверься мне. Скажи сначала правду. Я хочу знать.

Алек медленно кивнул, убрал ладонь с моей щеки и потянулся к столу. Его пальцы сомкнулись на рукоятке широкого острого ножа.

Он сунул нож мне в руку и произнес:

— Если на закате я начну превращаться… я хочу, чтобы ты меня убила.

— Что?!

— Возможно, прикосновение к серебру во время инициации помешало Братству обрести контроль над моим сознанием. Но оно также могло помешать инициации, причем настолько сильно, что она прошла безрезультатно. Может быть, я остался таким же вервольфом, как и прежде, обреченным превращаться каждую ночь. — Алек поморщился, и я поняла, что он думает о прошлой ночи, о погибшем из-за него человеке. — Если это так, я должен положить этому конец. Я не хочу жить ни рабом, ни убийцей. Смерть — вот мое единственное избавление.

Нет, подумала я, но вслух не сказала. Разве я не пообещала Алеку, что сделаю для него все? И я понимала, почему он об этом просит. Это вовсе не мелодраматический жест: этим Алек говорит, что он предпочтет умереть, чем представлять опасность для других. Это самый принципиальный выбор из всех возможных. И все же я не могла сжать нож.

— Я собирался попросить отца, — торопливо говорил Алек. — Но я не могу просить его убить своего единственного ребенка. Глубоко внутри душа у него нежная, и это уничтожит его навсегда. Я знаю, тебе тоже будет нелегко, но… ты сильная, Тесс. Сильнее, чем сама о себе знаешь. Не думаю, что в жизни есть что-то, чего ты не сможешь выдержать, если захочешь.

— Значит, ты просишь меня выдержать вот это.

Холодный ветер растрепал его кудри.

— Ты знаешь, что я очень не хочу просить тебя. Почти так же сильно, как не хочу умирать. Но если мне останется только такой выбор — стать убийцей или быть рабом Братства, — это хуже, чем вообще лишиться жизни.

Отправляясь в это путешествие, я знала, что больше не смогу быть служанкой у Лайлов. Если инициация не сделала Алека свободным, значит его тоже ждет вечное рабство — ни свободы, ни справедливости. Для себя я спланировала выход из положения, но что, если бы никакого выхода не было? Согласилась бы я провести остаток жизни в рабстве или же предпочла бы покончить с ней?