Образование Венецианской колониальной империи - [138]
В августе конгресс разъехался. Это был большой успех венецианской дипломатии: неприглядное с нравственной точки зрения поведение Венеции во время войны было сглажено торжественной обстановкой и пышностью конгресса. Венецианцы приходили в восторг от этого успеха: конгресс поднимал престиж и международное значение их отечества. «О, как вы счастливы, — обращался анонимный автор „Истории дожей“ к своим соотечественникам, — что мир такого значения был заключен у вас; это обстоятельство сделает ваше имя памятным на вечные времена!»[1380]
Император остался в Венеции до сентября. Венецианцы использовали это время для того, чтобы добиться от него расширения объема тех привилегий, которыми они пользовались ранее на основании грамот Генриха V, Лотаря III и самого Фридриха. Император, как и его предшественники, гарантировал венецианцам целость и сохранность их имущества и собственности на всем протяжении империи, в частности гарантировал неприкосновенность земельных владений монастырей и епископских кафедр Венеции. Император гарантировал венецианским купцам защиту от берегового права. Рабы, украденный или забредший скот выдаются их владельцам. Судебное разбирательство венецианских дел на территории империи должно производиться в присутствии представителей дожа. По ранее дарованным грамотам венецианские купцы платили пошлины на территории империи в размере 2,5 процента со стоимости товаров, теперь они от этой обязанности освобождаются, но купцы империи на венецианской территории по-прежнему были должны выплачивать этот налог. Заслуживает внимания также то, что император на этот раз распространяет действие дарованных им привилегий не на территорию только «королевства», как это всегда делалось ранее, но на всю империю и не только на земли, которыми он владел в момент выдачи грамоты, но и на те, «которыми, с помощью божией, он овладеет в будущем».[1381] Это был большой шаг вперед по пути венецианских домогательств на территории империи, до известной степени сближавший их положение на Западе с их позициями на Востоке.
Теперь, когда императорская власть в Италии превратилась в призрак, а положение венецианских купцов на территории империи стало таковым, каким оно до того времени никогда не было, Венеция должна была позаботиться о поддержании наилучших отношений с императором. Это было для нее необходимо еще и потому, что ссора с восточным императором продолжалась, а дела в Сирии принимали такой оборот, что в любой момент могло понадобиться ее вооруженное там вмешательство.
Восьмидесятые годы были благоприятны для проведения такой политики. События в Германии, потом восточные планы Фридриха не дали ему возможности повернуть дела в Италии в выгодном для себя направлении. В 1183 г., после переговоров в Пьяченце, с ломбардскими городами был заключен окончательный мир на условиях отказа от большей части ронкальских претензий императора и предоставления городам широкого самоуправления с сохранением, однако, над ними императорского суверенитета, что, впрочем, при данных условиях могло иметь лишь формальное значение. С другой стороны, общие заботы по организации третьего крестового похода сблизили императора с папой Люцием III, получившим тиару после смерти Александра III в 1181 г. Эти же причины и осторожная политика Фридриха I по отношению к папству способствовали сохранению мира с последующими преемниками св. Петра — Урбаном III, Григорием VIII и Климентом III.
Женитьба старшего сына Барбароссы Генриха на наследнице Сицилийского королевства в 1186 г. должна была заставить венецианских политиков призадуматься. Вся Италия в руках германского императора — это как раз то, что могло беспокоить Венецию не в меньшей степени, чем и папу, но это пока была опасность более или менее отдаленного будущего. Мы думаем, что усиленные переговоры, которые в это время вели Византия и Венеция, без достаточных оснований приписываются этой отдаленной опасности[1382], — причем для ускорения переговоров в Константинополе было, как мы видели, немало и других. Скорее, наоборот, как раз возможность такого усиления императора в будущем диктовала венецианским дипломатам заботу о том, чтобы их восточный договор не подавал никакого повода для осложнений на Западе. Эту политику, как мы видели, проводили оба дожа конца XII в. и Орио Малипьери, и Энрико Дандоло.
Император со своей стороны также был уверен в дружбе венецианцев, но он жестоко заблуждался, когда думал, что Венеция будет способствовать зародившимся у него планам овладения Константинополем. Это заблужение видно из его письма своему сыну Генриху, написанному им в ноябре 1189 г.: «Направь послов в Геную, Венецию, Анкону, Пизу и другие места с просьбой о помощи, — пусть они в марте встретятся вместе с нами (императором) у Константинополя и мы атакуем этот город с суши и с моря».[1383] Не без основания считается, что если император в дальнейшем отказался от этих планов, то это произошло не без влияния того факта, что Венеция заняла по отношению к этим планам весьма сдержанную позицию и направила свой флот не под Константинополь, а в Сирию.
