Образ врага. Расология и политическая антропология - [11]

В условиях свободы перемещения, напротив, возникают коллективные формы выживания, когда все решает не только сила мышц и мощь клыков, но и стайный (стадный) инстинкт, то есть, единство «образа врага» для целой группы особей. Это правило предопределило историю человечества, в которой кочевые племена демонстрировали единство, а оседлое население (вплоть до создания территориального государства) — антропологическую дифференцированность и политическую разобщенность между поселениями.

Для стада хищник чаще всего персонифицирован. Последний же, напротив, воспринимает как «образ врага» стадную массу, в то время как жертва для него персонифицирована (например, своей слабостью). Врага надо избегать, жертву — атаковать. Мы видим различие в стратегиях выживания и прообразы различных типов «образа врага».

По мысли Лоренца, в современной организации общества природный инстинкт агрессивности не находит адекватного выхода, человек страдает от недостаточной разрядки природных инстинктивных побуждений (не может избежать присутствия врага, не может атаковать его ввиду опасности стадного наказания). Подавленная агрессивность порождает те неврозы, которые реализуются, с одной стороны, в форме гипертрофированно агрессивных политических теорий (снятие запрета на атаку жертвы, несмотря на присутствие стадного врага), с другой — в форме «гуманистических» мечтаний, подталкивающих к превращению социума в разбредшееся стадо, забывшее образ врага, утратившее представление об опасности. Именно поэтому либерализм беспомощен перед авторитарным режимом или внешней агрессией (хищник хватает беззащитную жертву), а возгордившийся тиран гибнет под ударами копыт сплотившегося стада, не желающего быть жертвой.

Фрейд писал о механизме внутреннего обезвреживания агрессии: «Агрессия интроецируется, переносится внутрь, иначе говоря, возвращается туда, откуда она возникла, и направляется против собственного «Я». Там она перехватывается той частью «Я», которая противостоит остальным частям как «Сверх-Я», и теперь в виде совести использует против «Я» ту же готовность к агрессии, которую «Я» охотно удовлетворило бы на других чуждых ему индивидах. Напряжение между усилившимся «Сверх-Я» и подчиненным ему «Я» мы называем сознанием вины, которое проявляется как потребность в наказании. Так культура преодолевает опасные агрессивные устремления индивидов — она ослабляет, обезоруживает их и оставляет под присмотром внутренней инстанции, подобной гарнизону в захваченном городе».

Здесь налицо перемещение образа врага в собственную психику, страдающую от неизбывной конфликтности. Именно таким образом нарушается стадный оборонительный инстинкт — вне «Я» врага больше нет, зато есть вина, разъедающая личность, как проказа.

По нашему мнению, механизм психологического торможения агрессии описывает именно стадную форму организации «Я», когда внутри сообщества «образ врага» исчезает. Но это не значит, что этот образ теряет очертания в случае стайной организации, к которой социум переходил и переходит по самым разным причинам (от примитивного материального интереса до предчувствий конца света). Именно это и есть особое качество человека: он может быстро переходить от обороны (жертва) к нападению (хищник), что в природе, как правило, не может быть — зверь связан инстинктом и не способен к стратегическим изменениям в линии поведения. Очевидно, что пищевая цепь в природе не замыкается в минимальном круге «днем они меня едят, ночью я их ем» ввиду ее энергетической невозможности. У людей, имеющих иные источники для поддержания своего существования, такие отношения возможны. Именно в связи с этим происходит деление на «мы» и «они». В отношении первых действуют этические нормы, в отношении вторых формируется «образ врага».

Стереотипы, связанные с «образом врага», экономят время и энергию на выработку новой информации и позволяют быстро, по немногим решающим критериям распознавать опасность. Дело вовсе не в опрощении информации о внешнем мире, а в систематизации воздействий среды, в построении иерархии этих воздействий. В человеческом сообществе символизация информации о среде позволяет составить иерархическую пирамиду ценностей, связанную не только с индивидуальным выживанием, но и с социумом в целом. Именно поэтому у людей стереотипизация врага, формирование его образа приводит не только к выделению разного рода этнических статусов (по внешнему облику, образу поведения и т. п.), но и к обозначению врага через определенный тезаурус, применяемый им в полемике по поводу конфликтных для данного общества вопросов.

Антропологический признак врага

Враждебность в человеческом сообществе связывается, прежде всего, с чужеродностью (принадлежностью к иной стае). Чужак — заведомый источник опасности, страха. Его стаю ищут, чтобы снискать «себе чести, а князю славы» (стайная агрессия) или отгораживаются от него крепостными стенами (стадная оборона). В пределах этих стен все определяются как «свои» (мы), независимо от частных качеств, за пределами — все «чужие» (они). Пока оборона слабее нападения, стая побеждает — кочевники одолевают. Когда крепости создают союз, образуют постоянное войско — одолевают они. Кочевники берут массой, оседлый народ — индивидуальной выучкой, кочевники — нахрапом, их противник — стойкостью.