Обратная сторона обмана (Тайные операции Моссад) - [115]

Хотя норвежский политический истеблишмент пытался делать хорошую мину при этой плохой игре и объяснять все простым недоразумением, я узнал от Эфраима, что норвежцы по тайным каналам ясно дали понять, что не потерпят больше никаких действий Моссад в Норвегии. В качестве доказательства они отозвали своего офицера связи из Тель-Авива и потребовали, чтобы связник Моссад больше не приезжал в Осло. Это был сильный удар по Моссад.

События в Норвегии последовали за другими различными пощечинами Моссад, к которым я тоже имел отношение, чем я и горжусь. Все вместе это оказалось более действенным, чем моя книга: это повредила репутации Моссад достаточно для того, чтобы люди в Израиле позволили себе засомневаться в непобедимости Моссад. С того времени его эффективность подвергалась сомнению, хотя ее все еще воспринимают как Бога – по крайней мере, как меньшего Бога.

Пока Стангхелле занимался своими расследованиями, ко мне пришел Эли, с которым я, собственно, не хотел больше иметь дела, и сказал, что собирается покинуть Моссад, потому что там все стало совершенно невыносимым. Больше половины новых сотрудников пришло из мессианской религиозной секты. Если я считал, что еще в мою бытность в Моссад, состояние людей там было гнусным, то я не мог себе даже представить, каким оно стало сейчас. Половина всех людей Моссад теперь должна была жить в поселениях на оккупированных территориях Западной Иордании. Уже этого было достаточно, чтобы представить, как сильно организацию занесло вправо. Он хотел узнать, есть ли у меня связь с американской разведкой.

Ее не было, не считая случайных звонков, которые я делал по просьбе Эфраима, чтобы передать ту или иную информацию. Судя по тому, как сейчас обстояли дела, я думал, что уже поздно для меня устанавливать такие контакты, потому что любой, с кем бы я попытался связаться, решил бы, что я собираю информацию для своей новой книги. Впрочем, ни одна разведка не питает никаких настоящих симпатий к так называемым «трубачам», потому что никогда нельзя знать, о чем он «раструбит» в следующий раз.

Но у меня уже был круг друзей, с которыми я познакомился в последнее время, которые на добровольной основе пытались облегчить участь арабского народа Палестины. У некоторых из них могли быть такие контакты. Но для того, чтобы воспользоваться этим каналом, мне нужна была очень веская причина и люди, которых это касалось, тоже должны были точно знать, в чем тут дело.

Эли сказал, что он передаст сказанное мной Эфраиму, который послал его в это путешествие, чтобы Эли, используя свои возможности свободного передвижения по миру, смог бы что-то соорудить для себя в Америке. У него там была семья, и он мог без проблем получить паспорт.

– А последний должен будет выключить свет в аэропорту «Бен-Гурион», – сказал он. Это была старая шутка со времен депрессии в Израиле еще перед Шестидневной войной, которая потом все изменила. Мы оба искренне и долго смеялись и спустили, таким образом, пар, потому что изменить мы ничего не могли.

Тогда, в беседе с Эли, я заметил, что я зашел гораздо дальше его. Эли, как и Ури, все еще верил в сионистскую мечту. Они были точно как те люди, которых я знал в Израиле, как мои старые друзья, моя семья. Хотя они были замешаны в то, что большинство израильтян воспринимало как экстремизм, они делали это из веры в сионистскую идею.

Я, напротив, уже довольно давно заметил, что не разделяю больше эту идеологию, что для меня израильское государство больше не было осуществлением древнейшей мечты. Скорее, для меня оно было кошмаром из предрассудков, что-то, что скатывалось к расизму и размахивало бело-синим флагом как знаменем угнетения. Я не хотел иметь с этим ничего общего. То, что я делал сейчас, я делал, чтобы покончить с этой мечтой, показать носителям этого знамени их уязвимость, чтобы они остановились и переосмыслили свои цели. Возможно, тогда они смогли бы равноправно вступить в семью народов.

– Они что-то планируют на Кипре, – сказал Эли и передал мне лист бумаги

– Что это?

– Это номер телефона полиции на Кипре. Ты позвонишь им и скажешь, что кто-то хочет незаконно вторгнуться в это офисное здание.

– Что именно это?

– Я не знаю, и меня это не интересует. Эфраим сказал, что ты должен позвонить послезавтра в 17.30 по местному времени.

–Это все, что ты знаешь?

– Я знаю, что там группа «Йарид» и она хочет сделать то, на что не имеет права.

– Мне этого уже достаточно, – сказал я.

Эли не оставался долго. Он испытывал чувство стыда за то, что хочет покинуть Моссад и страну, и я ощущал, что в моем присутствии он чувствует себя неловко. У меня было то же чувство, но я не мог объяснить, почему я тогда не попытался удержать его, хотя страшно хотел спросить его об очень многом.

Вторник, 23 апреля 1991 года

В указанное время я позвонил и провел почти двадцать минут у телефона. В конце я уже точно смог объяснить полицейскому, что в бюро вломится пара людей, которым там, по моему мнению, совершенно нечего было делать.

На полицейского сперва это вроде бы не произвело особого впечатления, но после того, как он проверил, что находится по данному адресу, и узнал, что три верхних этажа дома снимает иранское посольство, он все же подумал, что это дело надо остановить. Выяснилось, что команда «Йарид» из четырех мужчин и двух женщин не рассчитывала на неожиданности. Они поселились как туристы в двух разных отелях, чтобы не вызывать подозрений. Двое мужчин уже устроили в квартире соседнего с посольством дома станцию подслушивания, чтобы получать информацию от «жучков», которые «монтеры» должны были установить в нужном месте.