Обратная сторона Луны - [7]

И тут пуля ударила в стену рядом с его головой. Обернувшись, он увидел в дальнем конце комнаты девушку, почти девочку с пистолетом в руке. Она целилась в него, но рука ее дрожала. Выстрел и пистолет вылетел у нее из руки, а она схватилась за простреленную ладонь. Василий хотел было прикончить ее, но в последний миг сдержался, подошел и что есть силы врезал ей по лицу, так что она отлетела к стене и медленно осела на пол. В первый момент Василий испугался: что-что, а убивать девушку в его планы не входило, а потом нагнулся проверил пульс. Все в порядке, она была жива. «Ладно, потом разберемся», — решил он, тем более, что с улицы доносились крики тех, кто тащил к дому неудачного парашютиста.

Встав у двери, ведущей на крыльцо, Василий выглянул. Троица стояла у крыльца. Двое полицаев держали избитого Кашева, а третий уперев дуло пистолета ему в затылок, что-то кричал.

Василий действовал почти автоматически. Вскинув револьвер он надавил на курок. Говоривший полицай замолчал на полуслове и словно подрубленный повалился назад, так и не выстрелив в затылок пленному. «Стрелять надо сразу, а если станешь болтать, то никогда так и не выстрелишь», — еще в детстве учил Василия батька Григорий — ныне Григорий Арсеньевич Фредерикс. Двое оставшихся полицаев еще не поняли, что произошло, а последняя полу Василия пробила сердце того, что стоял справа. Что ж патроны кончились. Очередной раз собачка ударила по пустой гильзе, и Василий мысленно выругался. Почему он не стал считать выстрелы? Может всему виной убитая, а точнее добитая им женщин? Но у нее же была проломлена голова. Он ничем не мог ей помочь, и тем не менее, теперь счет шел на доли секунды и оставалось лишь блефовать.

Пинком распахнув дверь Василий вышел на крыльцо и встал перед полицаем, поигрывая револьвером, так, словно тот был заряжен.

— И что будешь делать дальше?

Наступило напряженное молчание, потом Кашев резко, без помощи рук поднялся на ноги и неуверенной походкой направился к крыльцу.

— И ты, мил человек иди сюда, — продолжал Василий. — Только винтовочку свою там на земле оставь. Да, не бойся, не заржавеет, мы ее потом подберем.

Двигаясь неуверенно и не сводя взгляда с револьвера в руках Василия, полицай не спеша присел, положил винтовку в траву, потом поднялся и задрав руки подошел к крыльцу.

— Ты руки то опусти, — приказал Василий, а потом добавил. — Только глупостей не делай, не шали. Лучше скажи, далеко ли отсюда до усадьбы Мечурайтисов?

Полицай закачал было головой, но Василий тут же снова взял его на прицел.

— Кажется, ты забываешься. Ты есть кто?.. Предатель Родины. Таких, как ты, надо сразу к стенке ставить, а вот я проявляю гуманизм… — но договорить он не успел.

Развязавшийся Кашев подошел к полицаю и со всего маха дал ему под дых, так что тот аж вдвое согнулся, а потом с размаху, смачно врезал по зубам, так что пленник повалился в траву, да так и остался лежать.

— Ты чего прибил его?

— Нет, долг отдал, — растирая запястья проворчал Кашев, потом подошел к полицаю, присел над ним, перевернул его на живот и быстрыми, профессиональными движениями стянул ему руки за спиной. — Гады, хотели за меня тысячу рехсмарок слупить с фашистов.

— Да, жадность до добра не доводит, — и Василий по прежнему оглядываясь из стороны в сторону начал перезаряжать револьвер.

— Должен сказать спасибо. Во время ты подоспел.

Василий только кивнул.

Тем временем Кашев поднял полицая и потащил его к крыльцу.

— Ты присмотри за ним. Я пойду за грузом сбегаю, а то все мое там, у парашюта осталось.

Василий кивнул.

— Да, и парашюты убери, а то маячат на виду, как бельмо на глазу.

— Само собой.

И повернувшись Кашин бегом припустил на дальний край поля, а Василий так и остался на крыльце, высматривая, не пожалуют ли к ним незваные гости.

Беззвучно скользили по небу тяжелые тучи. Где-то в лесу закричала было ночная птица, но тут же замолчала, чтобы не нарушать воцарившейся тишины. В такие моменты Василию начинало казаться, что нет вовсе никакой войны. Вот сейчас выйдет на крыльцо его отец — не то кровожадное чудовище, что пристрелил он собственными руками — а тот, каким отец был до всей этой безумной революции — а вместе с отцом брат… и пойдут они на дальний покос, где таких яркие васильки и так пахнет свежескошенной травой, где печет солнце и гудят толстые, насосавшиеся пыльцы шмели…

Сзади скрипнула дверь.

Василий инстинктивно подался чуть в сторону. Девушка с ножом в руках пролетела мимо, нож ударил по пустому месту, а она не удержав равновесия покатилась вниз по ступенькам, да так и осталась лежать со свернутой шеей.

— Ирма! — завопил полицай, бросился к ней, но девушка была мертва, голова ее вывернулась под неестественным углом. — Ирма! — а потом повернувшись к Василию закричал. — Сволочь! Гадина красноперая. Надо было твоего приятеля сразу кончать! Гнида большевицкая!..

Он говорил и говорил, сыпал одно ругательство за другим, а Василий все это время, стоя на крыльце, спокойно наблюдал за ним, пытаясь во тьме разглядеть лицо полицая. Но это никак ему удавалось. Тот явно был молодым парнем, но черты лица скрывала ночь. Одно Василий знал наверняка — перед ним враг. Наконец оторавшись, полицай замер, глотая ртом воздух, словно выброшенная на берег рыба. «Дыши, дыши, перед смертью не надышишься, — подумал Василий, и тут же одернул себя. — Еще чуть-чуть и стану, как эти из Первого отдела. Пиф-паф ой-е-ей! А за дело мы человека к стенке поставили или просто для галочки, история потом разберет или Господь на небе рассортирует».