Обратная перспектива - [49]

В конце жизни должно понять: намеренно смешить человека — низко. Смех рождается сам: из точного слова или правдивой истории, в которой очевидна нелепица, но нет вреда. А иначе — что ж. Получается, как говорят мудрые люди: «не тот пердит, кто умеет, а тот, кто невежда».

Вот, с Вашего позволения, начало, а в остальном — Бог помочь.

При сём остаюсь Вашим покорным собеседником

Николай Гоголь.

* * *

«Ходить гарбуз по городу, пытаеться свого роду…»

Что ж сразу не сказал, любый Карло, что ты хохол?

В предыдущем письме я, мариться менi, ввёл тебя в уныние, теперь же хочу позабавить воспоминаниями о милой нашей неньке Малороссии.

Если бывал ты в Гайвороне, то должен помнить: как идти к югу, за росстанями, стоит корчма. Держит её жидок Шмуль, мужчина так себе — ни рыба, ни птица, детишек, однако же, как гороху.

Завьюжило однажды, чёрт ногу сломит, и местные хлопцы — что поделать — напились домашнего сивого вина. Добавить решили казёнкой.

Друг за дружкой чёрным цугом добрались они до корчмы.

— Гей, Шмуле, вiдчиняй, трясця твоiй матерi!

Жидок открыл, потчует, однако — боится. А Хома Драбадан, первый хлопец на селе, з вусами, под Тараса Бульбу рядится, — Хома и говорит:

— Знаешь ли ты, Шмуль, свиняче рыло, что проклятый лях снова у ворот, и мы теперь, как попьём горилки, в поход идём. И ты с нами, жидок. Собирайся, там и сложишь голову свою, курча доля!

Хлопцы ждут потехи, Двойра бледнеет в приоткрытой дверке. Шмуль налил дрожащими руками чарку, выпил медленно, и — хлоп шапку на пол:

— А шаблюку дасте?

Что, милый хохол, не оскорбил ли я твое иудейское сердце? Не обижайся, голубчик, все свои. Но полно. Не буду больше забавлять тебя историями, попрошу тебя прослезиться со мной: Днепр ли вспомнить при тихой погоде (что до редкой птицы, я, конечно, подпустил гиперболы), смушковые ли шапки снега на хатах, солому ли, раздавленную полозьями… а то: качки плавают в синем пруду. Одна отражается себе, а другая стоит кверху попою… и тоже отражается. А что до Италии — это та же Малороссия, так же задумана Господом, только получилась лучше.

Да, если твой Славка снова окажется в Италии, или ещё где, но рядом со мной — дай знать: с превеликим удовольствием поспорю с ним, хоть и не в рифму.

До следующего письма.

Твой Гоголь.

* * *

Милостивый государь!

Если честно, не возьму в толк: на кой ляд Вы ко мне обращаетесь?

Между нами хоть и есть общие качества, но их — всего ничего: Вы не прибились ни к какой партии, не прибился и я, честь нам и хвала, но что же?..

Вы человек небольшой учёности, впрочем, как и я, однако — я касаюсь больших тем, а Ваше количество — сугубо мизерное, вот и развлекайте своих домашних.

Вы включаете злободневных людей и события в своё повествование, прячете их под прозрачными покровами, то же делаю и я, но помилуйте: коли уж спрятали, зачем поливать их патокой? Покажите нутро во всём безобразии.

Вы человек инакого со мной духа, вероятно, марксид, вот и имя у Вас такое… собачье.

Я, какой-никакой, дворянин и, конечно, скован традициями, хоть они мне и претят. А Вы — свободный человек? Может быть, Вы — индеец? Тогда поезжайте в Американские штаты.

Вам не нравится, что я каламбурю. Между прочим, я создаю слова, а не паразитирую на них. А блоху я ковал, потому что русский человек и умелец.

Меня не волнует, как я скажу, главное — что я скажу. Искусство должно приносить пользу. А ромашки искусства чистого — пусть нюхают нигилисты.

Что Вы можете знать о русской жизни? Левша ему не нравится! А если Вы, милостивый государь, и поползали немного по Европе, правда, без пользы и плодотворства, то я и назову Вас на французский манер: Ле Вша.

Меня хоть гоняли, как козла бешеного — Вам это не грозит. Вас никто и не заметит. Вы не делаете поступков, одни намерения, и те — благие. А благими намерениями, — сами знаете…

Вы считаете моих «Соборян» великим произведением? Ну и что? Многие так считают. А мне что за дело?

Что Вы можете об этом знать, что почувствовать, Вы, семитский засланец в нашем православном поле…

Прощайте.

Николай Лесков.

* * *

Бог помочь, уважаемый Карл Борисович.

Рад пригодиться свежему человеку, хоть и старику.

Свежему по необычному в ваши дни желанию нащупать старинную для себя, прежнюю почву и, твёрдо стоя на ней, обновить свои добрые чувства в стремлении распространить их на ближних.

Рад также, что Ваше окаянное винопитие не лишило Вас ума окончательно: кажется мне, желание труда у Вас изрядное, больше, по крайности, чем желание праздности.

Думаю, что так с Вами происходило не всегда, а только к вечеру получилось — что же, лучше поздно, чем никогда.

Вашим серьёзным занятиям должна предшествовать мера, необходимая всем серьёзным занятиям: работу должно делать с профессиональным умением, иначе Вы не будете убедительны и сгодитесь, как учитель, разве что для дворовых баб и неразумных ребятишек.

Умение правильно запрягать или ловко косить у вас теперь не в заводе, о чём я жалею чрезвычайно. Потому научитесь для начала худо-бедно играть в шахматы. Эта игра хорошо учит профессии: невозможно делать импровизации, не изучив наигранного опыта предшествующих игроков.

Так же хочу предостеречь Вас от увлечения литературным стилем, который, в самом деле, в литературном произведении играет роль рамы. И чем рама вычурнее да красивее, тем более теряется сама картина, смысл её, сущность и красота.