Обратная перспектива - [26]

— Не знаю. Кажется, с прошлого года.

— Ну, понятно. Октановое число потерял. Просело, задок-передок. Внял?

Мишка проворно вскарабкался на бугорок.

— Я скоро!

«Ничего вы, мужики, не поняли. Это я потерял октановое число. Простояло моё октановое число и год, и другой, и пятый в сыром сарае, в мрачной канистре. Просело, задок-передок».

Карл усмехнулся: никогда не слышал такой присказки. Надо Тане рассказать. Он оглядел сумерки и расстроился окончательно.

— Я отойду минут на десять, а, Паша?

Паша кивнул.

«Как тут без бутылки, — рассуждал Карл. — За что мужикам всё это… и за шиворот капает».

Опьянение прошло — часа два уже на ветру, и куража никакого — наступало раннее похмелье, — во рту пересохло, отяжелела голова. Тут, главное, разобраться, и поступить грамотно. Если это точно похмелье, то нужно выпить пива, маленькую, ноль тридцать три. А водки — ни-ни. Но если это опьянение всего лишь просело, но не прошло, нужно выпить немного водки, а пива ни-ни. Карл купил бутылку водки, а пиво, ноль пять, выпил залпом. На обратном пути его повело. Он шёл, глядя на свои ноги: они ступали аккуратно, сами по себе, обходили скопления жухлой травы, чтобы, не дай Бог, не запутаться, не заплестись. «Умницы, задок-передок» — похвалил их Карл. «Почему ты не любишь поступать грамотно, дед, что за инфантильность?

— Инфантилизм — это детские слабости, а здесь мы имеем дело, господа, со слабостью, увы, недетской. Да и не слабость это вовсе, а так… Душа застоялась. Какой-то идиот сказал, что инфантильность — это неспособность принимать решения. Как раз наоборот, товарищи. Дети только тем и занимаются, что принимают решения. А я — принял их немного, но надолго. Некоторые — навсегда. И потом: какой же я инфант, если пью, как лошадь! А инфантильны эти… душевные белоручки. Им подавай особые условия, иначе они не могут. Им нужна слава, а что такое слава, как не самоутверждение? Юношеское, прыщавое. Взяли себе моду погибать в тридцать семь лет. Пушкин ни при чём. Он — первый. И погиб, дорогие друзья, как мужик. А эти себя запрограммировали. Потому и пошляки. «Мария — дай!», «Товарищ правительство!..», «До свиданья, друг мой, до свиданья…», «Не могу больше видеть ваши рожи…» А кто может? Вот ты доживи, да полюбуйся, как старятся твои дети. Мало того, что это печально само по себе, так они, козлы, снисходительностью своей преждевременно загоняют тебя в младенцы. Какая уж тут инфантильность!»

Когда Карл вернулся, Пашу и Мишку слегка потрясывало. Виктор сидел в машине.

— Вот это мужик, — воскликнул Мишка, вскрывая бутылку, — это я понимаю, задок-передок!

Паша сделал длинный глоток.

— Всё готово, Карл Борисович, должен завестись.

В сумеречной взвеси зачернела лодка на фарватере, шум мотора дотянулся следом. Лодка быстро увеличилась — на носу встревожено всматривалась в берег Татьяна. За рулём небрежно сидел малолетний Илюха, сын Митяя.

— О, Танечка, — обрадовался Карл. — Задок-передок! Садись, Танечка, поехали! Тут ребята таких чудес понатворили.

Паша поднял руку:

— Татьяна Ивановна поедет с мальчиком. У тебя какой мотор? Тоже Джонсон? Очень хорошо. Борисыч пойдёт быстрее, налегке, а вы следом, пропасёте. Карл Борисович, возьмите фонарик. Что значит, не надо. Будете дорогу освещать супруге.

— Вы уж, Паша, извините, — начала Татьяна.

— Что вы! Никто не виноват. Так ключи будут у Сан Саныча? Очень хорошо. До свидания.

Мужики дождались, пока Карл завёлся, с облегчением хлопнули дверцами и укатили.

После контрольного глотка к Карлу вернулось состояние сосредоточенности и правоты, он спокойно смотрел вперёд, даже назад оглядывался — не догоняет ли какой тяжёлый катер.

Татьяна с Илюхой шли параллельно, чуть поотстав. Очень быстро Карл научился отличать тёмные массивы куги от их отражения и шёл смело, иногда сбавлял газ, давая себя обогнать.

Татьяна что-то кричала и размахивала руками, светила дисплеем мобильного телефона. Карл сбросил скорость:

— Что?

— Фо-на-рик зажги, — раздельно кричала Татьяна.

«Нет у меня никакого фонарика» — пожал плечами Карл, дал полный газ и подрезал Илюхину лодку. Впереди чернел силуэт допотопного дощаника, за вёслами сидел силуэт, похожий на зелёного дедушку. Силуэт сделал какой-то знак рукой и померк. «Вот здесь не промахнуться, будут тайные заросли» — подумал Карл, круто свернул и угодил на полном ходу в шелестящие стебли куги. Быстро выключил мотор, поднял и, усевшись за вёсла, стал выгребать. Тускло блестела чистая вода, проткнутая редкими тростинками. «Вот именно здесь, если б небо было ясное, плавала бы луна», — подумал он.

Подошли на малой скорости Илюха с Татьяной.

— Ну что, допрыгался? — полюбопытствовала Таня. — Почему фонарик не зажёг?

— Да нет его… — Карл похлопал себя по карману и вытащил фонарик. — Я ж говорю — чудеса.

Мотор не заводился. Карл ухватился одной рукой за борт Илюхиной лодки, в другой руке держал фонарик, и они тихонько поплыли. Теперь главное — не промахнуть мимо причала.

Беспорядочные огоньки мельтешили низко над землёй, краснел костёр у причала — дачные дети праздновали что-то своё. Иногда кто-то поворачивал в костре бревно, и вместе с красными искрами в сырой воздух поднимался вперемешку с щенячьим лаем звонкий, но ещё податливый детский мат.