Оборванные нити. Том 2 - [29]

— Тогда кто она вам? Почему вы так ее защищаете? — И заметив, что девушка болезненно поморщилась, поспешно добавил: — Нет-нет, Светочка, ради бога, я ни во что не лезу, если это ваш секрет — не отвечайте.

Она вздохнула, и Саблину даже показалось, что ее глаза налились слезами. Впрочем, через три секунды он в этом уже сомневался: голос у Светланы был ровным и немного безжизненным, как всегда.

— Когда мне было семнадцать лет, убили моего папу. Его вскрывали здесь. Изабелла Савельевна вскрывала. Мама тогда не пережила удара, ее свалил инсульт. У меня есть еще старшая сестра, но она живет очень далеко, в Украине, у нее там были всякие обстоятельства… В общем, она не смогла вылететь сразу. И первые несколько дней я была совсем одна. Ходила к следователю на допросы, и в морг пришла узнать, когда можно папу хоронить. Ко мне вышел какой-то мужчина, потом я узнала, что это был эксперт «живого» приема, который приехал к начальнику за какой-то надобностью. И вышел он вовсе не ко мне, а просто в коридор, но я подумала, что он вышел, чтобы ответить на мои вопросы. И начала спрашивать, как и что. Знаете, через несколько минут у меня голова страшно закружилась, затошнило… Он такие вещи мне говорил… Про секционные швы, про распиленный череп, про то, что органокомплекс после нарезки для гистологии складывают вместе с мозгом обратно в живот и зашивают, и чтобы я была готова к тому, что папу будет трудно узнать после вскрытия, и если я хочу, чтобы все было культурненько — он именно так и сказал: «культурненько», я это слово на всю жизнь запомнила, — то я должна поговорить с санитарами, заплатить им, и они сделают все в лучшем виде. Короче, я начала валиться в обморок. И тут вышла Изабелла Савельевна. Она так на него кричала! Боже мой, — Светлана усмехнулась, — почти пятнадцать лет прошло с тех пор, а такого крика в ее исполнении я больше никогда не слышала. Я тогда еще больше испугалась, вы же представляете себе Изабеллу, а я-то маленькая совсем, что ростом, что возрастом. Она уже тогда была завтанатологией, обняла меня, увела к себе в кабинет, дала нашатыря нюхнуть, отпаивала чем-то. Но главное не это. Главное — она меня утешала. И про папу объяснила мне все очень деликатно, а про того эксперта сказала, чтобы я забыла раз и навсегда все, что он говорил. Когда она узнала, что я совсем одна, то сама поговорила с санитарами, и с подготовкой тела к похоронам помогла. С меня тогда вообще никаких денег не взяли. Я думала — санитары добрые, пожалели меня, сделали все, что полагается, бесплатно, а потом, через несколько лет, догадалась, что Изабелла Савельевна сама им заплатила за работу. И с мамой она мне помогла, мама же в больнице лежит парализованная, я не знаю, куда кидаться, с кем разговаривать, о чем, как договариваться, как санитаркам деньги дать, чтобы они за мамой ходили как следует… Сестра прилетела на похороны и через два дня вернулась к себе, в Украину, ее с работы отпустили только на три дня, она даже до девятого дня не пробыла. А я школу заканчивала. И мама в больнице. Если бы не Изабелла, я бы пропала тогда. Она мне всех заменила — и мать, и отца, и сестру, и подружек. Взяла меня к себе жить, пока маму не выписали, чтобы я одна в пустой квартире не оставалась. Я тогда решила, что буду служить ей до конца своей жизни, как преданная собака. Спросила, какую нужно иметь специальность, чтобы работать в Бюро, рядом с ней. Хоть санитаркой, хоть кладовщицей, хоть сторожем, хоть кем. Об институте речь, конечно, не шла, я хотела какой-нибудь техникум закончить или училище, чтобы быстрее начать зарабатывать самостоятельно. Мы с ней долго прикидывали, советовались и выбрали специальность делопроизводителя. У начальника Бюро тогда была секретарь очень пожилая, она на пенсию собиралась через два года, все знали, что она уйдет, и Изабелла Савельевна пошла к начальнику Бюро и выбила у него обещание взять меня, когда та сотрудница уволится. Начальник в те годы был другой, с ним можно было договориться, он чужую беду умел понимать. Это уж потом пришел Георгий Степанович. Знаете, — Светлана неожиданно улыбнулась, — я иногда думаю, что если бы Двояк уже тогда сидел на этой должности, то меня здесь не было бы.

— Почему? Думаете, он вас не взял бы?

— Точно не взял бы, — уверенно ответила она. — У него свои девочки на примете были бы. Такие, за трудоустройство которых можно что-то поиметь. А с меня что взять? Нищая, голая, босая, отца нет, мать после инсульта инвалид.

Сергей решил, что сейчас, пожалуй, удачный момент, чтобы задать вопрос, который его интересовал почти с самого начала работы в Бюро, но который казался ему столь неделикатным, что он никак не мог улучить приемлемую ситуацию и подходящую минуту, чтобы спросить. А вот теперь, кажется, можно.

Надо только не в лоб спрашивать, а подобраться из-за угла.

— Георгий Степанович давно пьет? — спросил он.

— Лет восемь примерно, — ответила Светлана, не задумываясь. — С девяносто третьего года. Ну да, восемь лет как раз получается.

Сергей не смог сдержать удивления:

— Вы так хорошо помните, когда это началось?