Оборотни особого назначения - [24]

Сестренка озадаченно почесала нос.

— Ну в целом… на шерсти ни следа. Давай теперь обратно! А то вдруг при новом обращении пропадет весь рисунок и останешься, как голая в бане.

Я вздохнула и через полминуты снова стала человеком. Оглядела себя. «Макияж» оказался на месте.

Не знаю, кто больше обрадовался, я или Гюрза. Погрузившись в работу с головой, сестрёнка обо всём забыла. Лоскут, кстати, скинула, пальцем-то рисовать всё же удобнее.

Короче, через час я бы сама себя испугалась до откладывания кирпичей, которых хватит на средний такой домик. Черная грязь отлично помогала слиться с темнотой, а нарисованные светящиеся кости смотрелись зашибись как натурально. Я еще череп художественно проапгрейдила, Гюрза по моему указанию намалевала мне на лице приоткрытую пасть с клычищами. Причем стоило мне по-настоящему открыть рот, и картинка на коже растягивалась, делая монстропасть кровожадно распахнутой аж как чемодан. Жесть! Круть!

А кто не испугается, я не виновата, фирменной медоедской «черемухой» пугану. Пока проморгается — успею смотаться! Кстати, эта вонь еще и нюх конкретно отбивает, так что по следу никто не пойдет!

— Ладно, я на разведку, — дернула Гюрзу за косу и серьезно сказала. — А ты, знаешь… прекращай халтурить с обликом. Теперь у тебя время есть. Вспоминай тренировки, сосредотачивайся на боли — ее легче всего в памяти вызвать, и работай. Мало ли, в следующий раз меня может рядом не оказаться, когда такой бугай полезет. Твоя задача суметь в любой момент показать ему колючую задницу, поняла?

Гюрза поморщилась, идея продолжать тренировки ей, похоже, не слишком понравилась. Ну да, больно, а болевой порог у Гюрзы ниже, чем у меня. И мазохисткой она никогда не была. Но ведь надо! Сестренка зажмурилась и отрывисто кивнула:

— Сделаю, Точка.

Не сомневаюсь, теперь точно сделает, раз так пообещала. Гюрза слов на ветер не бросает.

— Тогда ни пуха!

— К черту в перьях! — сестренка хихикнула, вспомнив, как мы по детству не поняли эту поговорку и долго думали всем коллективом, зачем черту перья из подушки. И ладушки. На этой ноте и оставить ее можно.

Вот так и начались мои похождения в «вечном улье великого клана» в качестве ужасного монстра. Между прочим, слухи потом ходили… короче, если лет через триста еще будут эти страшилки пересказывать — я не удивлюсь! Кстати, на сковородке мы уже на вторую ночь тоже харю зверскую намалевали, на донышке. Потому как оставить ее где-то, пребывая в человеческо-скелетном облике я все же не рисковала, а просто так с собой таскать быстро надоело. А теперь могу не только врага с размаху приголубить, но еще и издалека напугать, представ перед ним двухголовым чудищем!

И как вовремя мы с Гюрзой все придумали! Оказалось, что до средних уровней по внешней кромке террас добраться невозможно — там их просто не было. То есть вот раз — и пустота под последним «балкончиком» а до стены улья даже я без крыльев не допрыгну.

Короче, пришлось искать проходы внутри улья. А они все охранялись. Центральные — серьезными ребятами, к которым я сунуться не решилась, а вот вспомогательные, «черные» лестницы для слуг — там было попроще.

О том, что я приду этой ночью, ребят должен был предупредить Ант. Чтобы они меня ждали не в центре казармы, полной чутко спящих оборотней, а где-то на отшибе. И того… пахли погромче.

До Гюрзы я добралась чуть раньше обычного, потому что у Анта задерживаться не стала. И мы с ней уже привычно приступили к сотворению из меня страховидлы скелетообразной.

Гюрза как раз сидела у моих ног на корточках, старательно рисуя кости голеней, а я в это время подновляла страхоморду на сковородке, жирно подмазывая стёршиеся линии фосфором.

И вдруг дверь в каморку скрипнула, впуская в довольно тускло освещенное помещение какого-то парня. Молодого. Здоровенного. Одетого в кожу с ног до головы. Совершенно незнакомого. Ммаааать!

— Вот это сиськи! — восхищенно сказал вторженец, прищурившись на свету в сторону моей голой груди.

А больше он ничего сказать не успел. Потому что нельзя меня так пугать!

Звон от соприкосновения чугунного дна и медной башки пошел, кажется, по всему улью, я аж присела от испуга.

— Ты его насмерть, что ли? — переспросила оторопевшая Гюрза через пару секунд, когда оглушенный неласковым приемом парень молча свалился нам под ноги. Еще бы, приложила я его со всей дури. Могла и убить, но…

— Вряд ли, — засомневалась я, наклоняясь и прислушиваясь. — Дышит. Куда его теперь девать? Может, добьём?

— А труп куда? — резонно заметила сестра. — Слушай, в конце коридора глухая лестница. В смысле, черная, и такая старая, что там половина ступеней обрушилась, а ведет она в никуда, просто глухой отнорок. Давай мы его туда… того? И самогонкой обольем, если найдут — решат, что надрался и сам упал. И словам его не поверят, а он сам, может, ничего толком не вспомнит.

Идея мне понравилась. Вот только лоб у парня оказался гораздо крепче, чем я рассчитывала, и он попытался открыть разъезжающиеся в разные стороны глаза как раз в тот момент, когда мы с Гюрзой за руки, за ноги волокли его к месту «упокоения».

Я тащила похабника за плечи, и он, получается, очнулся практически в раю. То есть, носом мне в девичью грудь.