Оборотень - [30]

Дама кисло улыбнулась:

— Я вижу, моя фамилия ничего не говорит вам?

Эрлинга охватило раздражение:

— Да, фру Кортсен, мне очень жаль, но ваша фамилия ничего не говорит мне.

Его раздражение росло по мере того, как он перебирал в памяти людей, тоже любивших эту глупую игру и заставлявших его отгадывать свою фамилию — в конце концов они называли фамилию, которую он и не мог бы угадать. Вы меня не узнали, Эрлинг Вик? Подумайте как следует! Сколько их было, этих людей, которые протягивали ему руку и настаивали, что они знакомы, в ту минуту, когда он не мог ответить на их рукопожатье, потому что одергивал пиджак, собираясь выйти из туалетной комнаты. Он всегда удивлялся, что так много людей следовало за ним в уборную в полной уверенности, что там жертва окажется в ловушке. А игривые голоса по телефону: Попробуйте угадать, кто с вами говорит!

Фру Кортсен как будто не оскорбилась, но глаза ее смотрели на него холодно и недоверчиво. Было в них что-то, чего он не мог уловить.

— Вы хотите сказать, будто не знали, что Гюльнаре Сваре вышла замуж за преподавателя Кортсена? — спросила она после некоторого раздумья. — Будто вы не узнали меня?

Эрлинг не двигался и смотрел на нее. Он был поражен. Неужели это Гюльнаре, ради которой он когда-то был готов на все и которая изменила всю его жизнь? Сколько же лет прошло с тех пор?

Его смятение было неподдельным и не могло от нее укрыться. Однако это не смягчило ее, напротив.

— Я вижу, вы ждете гостей, и не собираюсь досаждать вам, — холодно сказала она. — У меня тоже назначена здесь встреча. Но вы разрешите на минутку присесть к вам?

Эрлинг не ответил, и она быстро села без его приглашения. Ее план сорвался, она явно ждала другого приема. Но какого? Она не сомневалась, что он сразу же узнает ее. Эрлинг не сводил с нее глаз: нет эта женщина не могла быть Гюльнаре, владевшей когда-то его юношескими мечтами, нет-нет, это существо просто знало Гюльнаре так же хорошо, как и он. Эта наглая женщина не Гюльнаре, иначе все, что случилось тем летом, было ложью. У нее не было права называться Гюльнаре; в отвратительной, тупой самонадеянности она просто присвоила себе чужое имя. В законе должна быть статья, карающая за подобные действия. Но и у нее тоже нет никаких оснований считать, что человека, который стоял перед ней, тридцать лет назад звали Эрлингом Виком. Он никогда не видел ее, а она — его, это святотатство! Какое ему дело до того, что когда-то, очень давно, она читала тот же миф, это вовсе не дает ей права свалиться ему на голову со своим Евангелием. Это не ее Евангелие, и не его…

— Да сядьте же вы наконец! На нас смотрят!

Ах вот оно что, на них смотрят! Он вспомнил девушку, которую хотел ударить в подворотне. Подумать только, на них смотрят! Вспомнил, как первый раз пришел в публичный дом, когда мечта о Гюльнаре разлетелась в пух и прах. На них смотрят!

Эрлинг сел, по-прежнему не спуская с нее глаз, он все еще был уверен, что девушка из высшего класса просто поиграла с мальчиком-рассыльным, существом, стоявшим вне общества, которое не могло ее опозорить, ведь он был лишь куклой… Но это плохо вязалось с тем, что они оба тогда чувствовали. Впрочем, все это случилось так давно. У него возникло опасение, что она останется сидеть за их столиком, когда придут Фелисия с Яном. Может, даже устроит какой-нибудь скандал; судя по ее виду, она была способна на все. Что ей от него нужно? Ему было любопытно, но он не выдал себя, испытывая облегчение, что эта Гюльнаре давным-давно исчезла из его жизни. Он вспомнил все, как будто перед ним прокрутили фильм. Летний вечер, когда они познакомились. Их встречи. Воскресный день, проведенный в Несоддене, солнечные блики, жужжание пчел. И те месяцы, что он еще жил в Христиании у дяди Оддвара и каждый день дрожащими руками разворачивал газету, чтобы прочитать объявления о ее смерти.

Фру Кортсен наблюдала за ним и долго ничего не говорила. В ее жестком, надменном взгляде нельзя было найти ни искры симпатии. Она пришла, чтобы тем или иным образом покарать его, но пока что потерпела поражение, досадно выдав себя и еще не обнаружив слабого места в броне того, кого хотела покарать. Ее слова насторожили его, и он счел за лучшее молчать. Он думал: то, что происходит сегодня, в эту минуту, могло бы произойти и в нашей с нею супружеской жизни.

Оказалось, фру Кортсен собирается продолжать ту же тему:

— Я пристально следила за вами. Примерно с 1925 года. Разумеется, я полагала, что вы живете где-то в своей среде, где вам и положено, с женой и детьми. Потом я прочитала о книге некоего Эрлинга Вика. В Норвегии много людей с таким именем, и мне даже в голову не пришло, что это вы, но когда я увидела вашу фотографию… — Она по-прежнему холодно наблюдала за ним. — Я просто не поверила своим глазам.

Эрлинг молчал. Как сделать, чтобы она ушла до прихода Фелисии?

— Я часто видела вас с юными девочками.

Он был готов ко всему, в его лице не дрогнул ни один мускул.

— Вы просто бабник, пускающий слюни на девочек! Я даже прочитала одну из ваших книг. Ничего другого я от вас и не ожидала.

Эрлинг взглянул на часы.