Оборотень моей мечты - [55]

Что же ты делаешь, любимый? Как можешь быть таким глупцом и не видеть своего счастья? Эта женщина тебе не пара. И даже не потому, что намного старше и опытнее. Ты ей не нужен, и таких как ты у нее целый арсенал.

Боль разрывала грудь. Горе вытеснило остатки разума. Я призывала смерть, мечтала покинуть мир, где меня так вероломно отвергли.

Сильные руки оторвали меня от подушки и прижали к чему-то большому, надежному. Горячие губы коснулись виска и проскользили по щеке.

— Тише, родная, тише, — произнес такой знакомый и дорогой сердцу голос. — Это всего лишь сон. Я здесь, рядом… Я не дам тебя в обиду.

Как же хорошо было находиться в колыбели его рук, вдыхать родной запах его кожи. Сильный, надежный, мой…

— Лука! — выдохнула я, обнимая его за шею и прижимаясь к ней губами. — Любимый!..

Мышцы напряглись под моими руками, а руки того, кто обнимал меня, замерли в районе лопаток. Воздух застыл в неподвижности, и готовые сорваться с губ слова зависли в нем. Но объятья не стали менее крепкими, как поняла я, открыв глаза и окончательно просыпаясь. Я прижималась к груди Калины. И это его я приняла за Луку. Сказала ли я это вслух? По всей видимости да, потому что напряжение не спадало. Чувствовала его каждой клеточкой своего тела, задыхаясь от близости того, кого приняла за другого.

Теперь, когда я проснулась окончательно и поняла, что во сне снова видела то, что показала мне Елена, нужно было как-то спасать ситуацию. Правда я и сама не понимала отчетливо, кого и от чего нужно спасать, но испытывала неловкость, словно только что нагрубила Калине в открытую. Слегка пошевелившись, я заставила его разомкнуть руки и отпустить меня. Тут же отодвинулась и натянула одеяло до подбородка, прикрывая себя практически нагую. Калина ничего не говорил, лишь пристально разглядывал меня. Рассвет уже коснулся небосвода, и его голубоватые отблески проникали в комнату.

— Тебе приснился дурной сон, — прозвучал в повисшей тишине низкий и хрипловатый голос Калины.

Я сглотнула комок в горле и просипела в ответ:

— Да.

Калина потянулся ко мне, но я лишь сильнее вжалась в подушку. Наверное, он что-то такое разглядел в моих глазах, что даже отодвинулся от меня. Только когда расстояние между нами увеличилось, я смогла дышать спокойно.

— Еще совсем рано. Спи, — велел он, вставая с кровати. И хоть говорил он спокойно, но я подметила, как руки его сжимаются в кулаки, что аж костяшки пальцев побелели.

— Да, — снова как болванчик кивнула я, желая чтобы он поскорее покинул мою комнату и испытывая легкое неудовлетворение не понятно отчего.

Наверное, он хотел сказать что-то еще, но не сделал этого, за что лично я была ему благодарна. Еще и тому тихо порадовалась, что Калина не обмолвился о Луке ни словом. Разборки мне сейчас точно не были нужны, а в том, что приняла его сквозь сон за другого, не сомневалось, как и в том, что чувствовала себя паршивей некуда. По-прежнему хотелось уснуть и больше не проснуться, кануть в вечность, с надеждой на что я и закрыла глаза, удобнее устроившись на подушке.

Конечно же, я не умерла и проспала довольно долго. Когда в следующий раз открыла глаза, солнце уже было довольно высоко и заливало ярким светом комнату.

На кухню спускалась в надежде застать так Калину в неизменном цветастом фартуке. Почему-то именно сейчас мне хотелось видеть его рядом, словно только он и мог меня поддержать. А еще нужно было хоть как-то объяснить ему мое ночное поведение, хотя, в том что смогу заговорить об этом, далеко не была уверена.

Но меня ждало разочарование. В доме стояла оглушающая тишина. Калину я не нашла ни на кухне, ни в какой другой комнате. Значит, он ушел. Интересно куда и как надолго? С другой стороны, с чего я взяла, что кто-то передо мной будет отчитываться? Да и вряд ли я в этом нуждалась. Только вот чувство, что уход Калины как-то связан с ночными событиями, не покидало.

Ответ на свой вопрос я обнаружила на кухне, когда после безрезультатных поисков вернулась туда, чтобы позавтракать. Под тарелкой с бутербродами, накрытой другой тарелкой, нашла записку, на которой неожиданно красивым, даже витиеватым, почерком было написано: «Вернусь поздно. Хозяйничай, меня не жди». Лаконично и довольно сухо. Да чего я к нему привязалась?! Злость на саму себя всколыхнула душу. Не обязан он быть вежливым, ласковым и уж тем более терпимым. Да и вряд ли от члена клана пятнистых медведей, где самцы сплошь извращенцы, можно ждать нормального поведения. Тьфу! Сама же запуталась в своих рассуждениях! И назови меня сейчас кто-нибудь дурой, наверное, не обиделась. Потому как заслужила.

Да, на душе было паршивей некуда. Да, обида кипела во мне, а растоптанная любовь разрывала душу. Но на аппетит мой ничего из этого не повлияло. Налив себе большую чашку кофе со сливками и вооружившись бутербродом, я уже собралась отвлечься от всего и позавтракать, как замерла в ужасе, не донеся бутерброд до рта. Что еще сказала Елена ночью? Что-то очень важное и жутко опасное, что я уже слышала сквозь сон. Давай же, Маруся, вспоминай, ведь это жизненно важно! Жизненно важно?! В опасности жизнь моего отца!