Оборотень моей мечты - [57]

Я не теряла сознание. Хоть боль в голове и мешала мыслить логически, но я знала, что рядом находится Калина, ухаживает за мной, пытается сбить температуру, которая меня поджаривала изнутри. Это он опять нашел меня в лесу и спас от верной смерти. Теперь-то я понимала, какую совершила глупость. Ведь умри я, помогла бы своему отцу? Да и кто сказал, что словам Елены вообще можно верить?

Периодически Калина мне что-то колол. Больно было жутко, но даже застонать не получалось. В такие моменты он приговаривал:

— Потерпи, родная, так надо.

Терпела и знала точно, что зла мне он не желает. Сама, как никогда, хотела побороть эту болезнь, не переставая ругать себя за глупость. Неужели я и дальше планирую плыть по течению, ведомая чьей-то злой волей? Может, пора уже самой начать действовать? Но для этого мне нужно все рассказать Калине, попытаться завоевать хоть одного союзника.

Несмотря на все усилия Калины, я понимала, что мне становится хуже. От адской головной боли все чаще выпадала из реальности. Мерещилась всякая чертовщина, центральное место в которой занимали медведи. Они обступали меня со всех сторон, разевая свои клыкастые пасти. Я понимала, что брежу, но от этого менее страшно не становилось.

В один из таких промежутков Калина прикоснулся к моему лбу и сразу же одернул руку.

— Черт! Она вся горит…

Его голос заставил меня вернуться в реальность. Получилось даже открыть глаза, чтобы понять, что он раздевается. Что он собирается делать? Додумать мысль, что вяло барахталась в воспаленном мозгу, не успела. Калина торопливо скинул с себя одежду и забрался ко мне в постель. Его мускулистое прохладное тело прижалось к моему со спины, обвивая руками и ногами. Это было так приятно, что я моментально начала проваливаться в сон. Кажется, впервые в настоящий, а не полубред.

— Отдай мне свой жар, — прикоснулись губы Калины к моему уху, а его дыхание ласково скользнуло по щеке. — Поделись своим теплом.

Проснулась я одна и вся мокрая. Голова все еще была тяжелой, но уже то хорошо, что хоть не болела. И пожар в моем горле потушили. А еще я могла спокойно думать и без труда рассматривать комнату. Кажется, кризис миновал, и я пошла на поправку. И спасибо за это должна сказать Калине.

Откинув одеяло, я села в кровати и свесила ноги. Голова сразу же закружилось, но очень быстро это прошло. Преодолевая слабость в ногах, что так и норовили подкоситься, добрела до ванной и с наслаждением позволила горячей воде смыть с меня вместе с потом остатки болезни.

В душе я провела ровно столько времени, сколько потребовалось, чтобы почувствовать себя почти здоровой. Почти, потому что все еще сохранялась слабость. Именно от нее мне снова захотелось спать, что я и сделала с превеликим удовольствием, облачившись в махровый халат и забравшись под одеяло. Благо, кровать была такой большой, что на ней при желании можно было бы еще пару раз вспотеть и все равно найти сухое место.

Кажется я умудрилась проспать до вечера, а когда пробудилась, обнаружила в кресле рядом с кроватью спящего Калину. Украдкой наблюдала за ним, боясь разбудить. Но видно, мой взгляд действовал гипнотически — Калина вдруг распахнул глаза и уставился на меня, и лишь потом в них проявилось понимание.

— Как ты? — спросил он, выпрямляясь в кресле и слегка потягиваясь.

— Кажется, хорошо, — прислушалась я к себе и ответила.

— Рад слышать, — без тени улыбки ответил он. — Напугала ты меня сильно. Три дня была в горячке.

Ничего себе! Целых три дня? А мне казалось, что прошло не больше суток.

— Пойду, приготовлю тебе поесть, а потом мы поговорим.

Калина встал с кресла и не сказав больше ни слова, покинул комнату. Вот тут я поняла, что он очень зол на меня. Заслужила, чего уж там. Не обязан он рыскать по лесу и разыскивать не самых умных девушек. Но только ведь и я не по свой воле все это терплю. Ответное раздражение не заставило себя ждать. К разговору с Калиной я была готова как никогда. Только сейчас в голову пришла мысль, а почему я, собственно, сразу всего ему не рассказала? Да потому, что он не спрашивал, и разговаривали мы вообще очень мало. А еще с трудом верилось, что он не в курсе, какие бесчинства творит его любимая усопшая сестренка. Короче, к тому моменту, когда Калина вернулся в комнату с полным подносом и опустил его передо мной на кровать, я уже накрутила себя по полной и не видела в нем ничего, кроме отражения Елены.

— Ты смотришь на меня так, словно придумываешь самый изощренный и жестокий способ убийства, — усмехнулся Калина, опускаясь в кресло.

Отвечать на его попытку пошутить не собиралась. Вместо этого предпочла заняться картофельным пюре с котлетами. М-м-м, как же вкусно! Кажется, за один талант повара ему можно простить половину грехов. Я поглощала котлеты, чувствуя, как из меня испаряется злость. Периодически посматривала на Калину, но тот как сидел в расслабленной позе, так и продолжал сидеть. Взгляд его лениво скользил по мне, но ничего не выражал. По мере опустошения тарелки и утоления голода, ко мне возвращалось природное стеснение и есть под пристальным наблюдением становилось все более неудобно. А еще раздражало молчание. Уж не думает ли он, что я подавлюсь, если мы начнем беседовать во время еды?