Оборона Порт-Артура: «Сухопутные не признают моряков, моряки сухопутных, да еще и между собою вражда…» - [3]

Источники личного происхождения, особенно если авторами являются сухопутные участники осады, прежде всего указывают на то, что армия и флот в пределах Ляодунского полуострова действовали не как дружные союзники. Хотя я считаю, что для дореволюционных публикаций вектор был задан порт-артурским судебным процессом, где главными обвиняемыми были сухопутные начальники крепости. Это вызвало ажиотаж и среди авторов военных статей, и среди потенциальных читателей и предопределило фокус рассмотрения действий по обороне Порт-Артура.

Если же мы обратимся к работам, посвященным проблемам истории развития вооруженных сил, то и в них, на наш взгляд, недостаточно внимания уделяется проблеме взаимоотношений как военного и сухопутного ведомств, так и взаимоотношениям различных родов войск и категорий военнослужащих. Характерный пример — монография А.П. Зайончковского «Самодержавие и русская армия на рубеже XIX-XX столетий. 1881-1903». Автор описывает проблему взаимоотношений различных родов войск императорской армии в категориях своеобразной отчужденности и даже розни между представителями отдельных родов оружия: «гвардейцы смотрели свысока на армию, кавалеристы относились презрительно к пехоте, между конной и пешей артиллерией существовала также неприязнь»^{22}. Но, по его мнению, военный конфликт способен локализовать подобного рода проявления корпоративности так, чтобы они не влияли на ход боевых действий. «Однако вся эта рознь, — утверждает А.П. Зайончковскии, — даже рознь между гвардией и армией, была неглубока».^{23} Такие важные проблемы нельзя описывать в указанных А.П. Зайончковским категориях. В мирное время степень развития противоречий и конфликтов в вооруженных силах оценить практически невозможно, и важно их наличие, а масштаб заслуживает специального исследования на материалах военного времени.

Все же перипетии взаимовосприятия двух основных родов войск — военных моряков и сухопутных — историками пока еще не раскрыты ни в рамках исследований войны 1904-1905 гг. с Японией, ни на материале других войн. В связи с этим изучение проблем, связанных с ведомственным конфликтом в течение осады Порт-Артура, является очень актуальным. Детально проблематикой ведомственного конфликта, как видно из краткого историографического обзора, никто всерьез не занимался. В свою очередь, огромное количество опубликованных источников личного происхождения по войне 1904-1905 гг. не использовалось исследователями в должной степени, ибо в рамках марксистской парадигмы исчерпывающая оценка и падению Порт-Артура, и войне с Японией была дана лидерами большевиков. Мы считаем, что наша книга поможет ответить еще и на ряд конкретных существенных вопросов обороны крепости, нашедших неадекватное отражение в историографии. Во-первых, насколько генерал А.В. Фок был ответственен за оставление Цзиньчжоу; во-вторых, насколько 1-я Тихоокеанская эскадра русского флота во время осады Порт-Артура выполнила возложенные на нее функции; в-третьих, успешно ли флот и сухопутные войска взаимодействовали, и, наконец, в-четвертых, насколько были виноваты сухопутные начальники в развязке порт-артурской драмы.

В дореволюционной России существовало традиционное соперничество флота и армии, причем до рубежа XIX-XX вв. отдавалось предпочтение армии. В1890-1900 гг. внимание правительства к флоту усилилось, что вызывало ревность и даже раздражение у представителей сухопутных сил. Очень характерно по поводу смены приоритетов в развитии родов войск в конце XIX — начале XX веков выразился один из участников войны 1904-1905 гг. командир 11-го Псковского пехотного полка М.В. Грулев: «Это искусственно выращенное чрезмерными заботами Императора Александра III оранжерейное растение погибнет при первом дуновении суровых требований войны»^{24}. Но до событий Русско-японской войны таких высказываний публично и во всеуслышание сухопутные офицеры себе не позволяли. В современной российской армии также существует неформальное деление моряков и сухопутных, на солдатском сленге выражающееся в пренебрежении к «сапогам» или «поплавкам» соответственно.

Еще до войны 1904-1905 гг. русских мирных городских обывателей, прибывших в Порт-Артур, поражала внутренняя атмосфера крепости, а именно «что здесь два, совершенно разных, военных элемента живут разрозненно и в разных условиях»^{25}. Но не только в Порт-Артуре, как это может показаться, существовала некая отчужденность: там, где служба сводила моряков и сухопутных (Кронштадт, Севастополь, Петербург, Владивосток, Сахалин^{26}), представители двух основных родов войск стремились дистанцироваться друг от друга. Это выражалось в том, что в праздники и в выходные моряки и сухопутные собирались отдельно. В сухопутных собраниях Петербурга обсуждение моряков и морского ведомства являлось, по выражению Н.Д. Бутовского, излюбленной темой «для многих лиц, не принадлежавших к морскому ведомству»: «После ужина общество разбилось на несколько кружков… горячо спорили о конструкции флота»^{27}. Ф.П. Купчинский, прибыв в Порт-Артур в качестве военного журналиста, имел возможность достаточно непредвзято взглянуть со стороны на взаимоотношения представителей разных военных профессий. Военный корреспондент «Руси», а впоследствии и «Нового времени», Ф.П. Купчинский отмечал, что с самого начала блокады проявлялось недовольство сухопутными войсками Квантуна флотом