Обольщение джентльмена - [3]

Но они обе знали, что она лукавит. Когда граф остановился возле нее, Кэтлин так и подмывало отбросить предосторожности и представиться, потому что у нее возникло явное ощущение предопределенности их встречи. Чепуха, конечно. Впрочем, как и бесконечные бабушкины предсказания, и ее собственная, недавно обретенная вера в судьбу и силу колдовства. Тем не менее столь неловкая первая встреча могла испортить дело, хотя Кэтлин, если это не касалось напрямую ее интересов, никогда не придавала особого значения приличиям.

Но Оливер Лейтон был знатным английским лордом, с ним с самого начала следовало общаться как подобает. Есть ли способ добиться своей цели, соблюдая приличия? Кэтлин сомневалась. Она вздохнула и откинулась на спинку сиденья. Все с самого начала пошло не так.

— Я думала, у тебя есть его фотография, — заметила Ханна.

— Есть. Но она поражает своей отрешенностью. Видимо, графу пришлось мучительно долго сидеть без движения перед камерой. Разумеется, фотографии в точности передают внешнее сходство, но не улавливают… — Кэтлин на мгновение задумалась, подбирая нужные слова, — человеческой сути, если хочешь. Фотограф может с таким же успехом снимать, допустим, яблоко. Нет, — покачала она головой, — по фотографии нельзя судить о человеке, который дышит, ходит, живет.

— Сегодня ты увидела графа в жизни… — Ханна выдержала многозначительную паузу. О, как раздражала Кэтлин эта ее манера! — И как он? Симпатичный?

Кэтлин не ответила. Симпатичный ли он? Более чем. Но она не могла признаться в этом своей наперснице. Так и не посмев посмотреть графу прямо в глаза, она тем не менее даже в сумерках сумела заметить, что они у него синие. Интересно, они меняются, когда он смеется, сердится иди теряет голову от страсти? Нет, прочь эти мысли и, конечно, ни слова тетушке… А его фотопортрет и впрямь поражал сходством с оригиналом, если не обращать внимания на отсутствие цвета и упрямое выражение лица (обязательный атрибут всех фотографий), что отнюдь не украшало графа. Благодаря снимку Кэтлин узнала бы Норкрофта где угодно.

Правда, волосы у него оказались не такими темными, как на фотографии, — он был скорее шатеном, чем брюнетом. Он оказался высоким, широкоплечим и с решительной походкой. О да, он вполне подойдет.

— Похоже, ты просто выжидала удобного случая, чтобы взглянуть на этого джентльмена, прежде чем выработать тактику поведения, — не унималась Ханна. — Ведь тебе это необходимо, дорогая. Тебе нужен план действий.

— Ты уже говорила об этом, — пробормотала погруженная в свои мысли Кэтлин.

Тетушка всегда отличалась особой верой в необходимость разработки четкого плана, считая, что все беды на земле происходят от плохого планирования. По мнению Ханны, ее первый брак с богатым шотландским лордом стал возможен именно благодаря «разумному планированию». Но что не входило в ее планы, так это страстная любовь к мужу, которая не угасла и после его трагической ранней кончины. За двадцать пять лет, прошедшие после смерти мужа, Ханна имела множество любовников, но так и не нашла больше настоящую любовь. Защищая свою точку зрения, она утверждала, что ее замужество и вдовство — тоже часть божественного плана, но, конечно, не очень удачного.

— Я подумаю, — отозвалась Кэтлин.

— С удовольствием тебе помогу, — предложила Ханна, — приготовлю зелье, сделаю амулет или еще что-нибудь в этом же роде.

— Нет, — твердо произнесла племянница. — На мой взгляд, здесь больше подойдут обычные методы.

— Жаль, — пожала плечами тетушка. — Не понимаю, почему ты так решила. Дело-то в высшей степени необычное.

— Тем не менее я предпочитаю действовать самостоятельно.

Разочарованно хмыкнув, Ханна что-то пробормотала — наверное, как всегда, помянула чрезмерный рационализм племянницы, унаследовавшей эту черту от своих давно ушедших в мир иной родителей. Кэтлин решила не продолжать разговор, грозивший обернуться очередным бессмысленным спором о пользе магии.

Бабушка и тетя всегда увлекались колдовством, но Кэтлин не могла припомнить ни одного случая, когда это увлечение принесло хоть сколько-нибудь значительные практические результаты. Разумеется, обе «колдуньи» были убеждены в действенности каждого собственноручно приготовленного зелья, каждого прочитанного заклинания, но их «успехи» либо оказывались весьма сомнительными, либо объяснялись самыми прозаическими причинами. Как подозревала Кэтлин, старшим родственницам просто нравилось думать, что они совершают мистические обряды, но на самом деле их отношение к колдовству вряд ли можно было назвать серьезным. В конечном счете их вера в свои способности и явилась одной из причин, по которым Кэтлин считала себя единственной практично мыслящей, а значит, и ответственной женщиной в семье.

Колдовство, заклинания, амулеты, проклятия — это, конечно, вздор. Однако с некоторых пор Кэтлин начала думать, что ее бабушка и тетя не так уж не правы, по крайней мере в том, что касалось событий, которые невозможно было объяснить рационально.

— Я думала, — подала голос Ханна, — что теперь, когда ты наконец серьезно относишься к про…

— Не надо! — суеверно прервала ее на полуслове Кэтлин.