Обнаженный меч - [95]

— Здесь он, поблизости, — обрадованно вступил в разговор Муавия. Цепляясь за веревку, мы еле-еле подняли его на площадку где стоят дозорные. Позволь, пойдем приведем.

— Ведите! Нельзя старика в трескучий мороз держать во дворе… А где другие ученые?

— Внизу, в стане.

— Приведите аль-Кинди, затем спуститесь в стан и скажите от моего имени, чтоб ученых разместили в шатрах возле очагов. И как следует накормили-напоили.

— Есть!

Абдулла и Муавия удалились…

XXXIII ФИЛОСОФ И ПОЛКОВОДЕЦ

Один день ученого человека равен целой-жизни невежды.

Арабская поговорка

…У самого входа в пещеру буран чуть было не свалил с ног старого философа. Но он устоял. Войдя, обвел глазами стены пещеры: "Это — логово тигра". Старик едва держался на ногах. Шапка свалилась с головы. Бабек поднял скатившуюся к винтовому кувшину шапку гостя, стряхнул с нее снег и надел на голову старика.

— Мои предположения всегда оправдывались. Вы — философ-аль-Кинди, не так ли?

Долговязый философ съежился от мороза и словно бы уменьшился ростом. Раскрыв свои умные старческие глаза, и тяжело размыкая ресницы, покрытые льдинками, как бисером, он глядел в упор на Бабека. Его зеленые глаза увлажнились. Тщетно пытался он ответить на вопрос Бабека. Борода его дрожала, поределые зубы во рту стучали, рябое лицо тряслось.

Бабек, взяв старика за руку, подвел к очагу, усадил на низкий сень, покрытый белой овчиной:

— Здесь тепло, снимите абу.

Философ попытался снять длинную абу, не вставая с места, но руки в набухших жилах заледенели и отказывались слушаться. Бабек, сняв абу со старика, кинул ее на кувшин с вином. Старик ощутил запахи кожи и войлока. Философ аль-Кинди сейчас почувствовал, что Бабек не дворцовый неженка, а лев, чья жизнь проходит в горах и долах. Ставка Бабека Хуррамита показалась ему странной. К тому же, здесь не жгли уда и сандала. В очаге пылали ветки держидерева…

Бабек устроился на другом пне, напротив гостя. Философ подобно глухонемым размахивал руками и пытался что-то объяснить Бабеку. Старик еще не отогрелся, язык его заплетался, зубы стучали и подбородок дрожал, но проницательные зеленые глаза многое говорили Бабеку: "Ты — стойкий человек! Не каждый полководец выдержит такую стужу, такие лишения".

Под добрым взглядом аль-Кинди Бабек вспомнил времена, когда служил вожатым каравана, вспомнил дни, когда читал книгу этого философа "Дороги". Книга аль-Кинди понравилась Бабеку. Еще тогда он убедился, что аль-Кинди великий философ. Халиф управляет государством, используя ум таких ученых. Правитель, который предпочитает меч разуму, в конце концов проигрывает. Бабек думал про себя: "Если бы и у меня были такие ученые! Халиф Мамун содержит в Доме мудрости шесть тысяч ученых. Причем, большинство их — персы, азербайджанцы. Значит, халиф не только землю грабит, но и умы обирает. Халиф строит в Багдаде большую обсерваторию. Ученые будут там изучать небесные тела. И в этом я завидую ему".

Философ аль-Кинди понемногу согревался. Потирал руки, поглаживал дрожащими пальцами длинную, пышную мокрую бороду и усы, смахивал воду с седых бровей… Стражники принесли еду. Бабек предложил философу кубок вина:

— Выпей, согрейся.

Философ спокойно осушил кубок, улыбнулся. Он пристально разглядывал Бабека. В его воображении Бабек рисовался величавее и внушительней и Абу Муслима, и Муканны, и Джавидана. На шлеме Бабека многие мечи оставили свои отметины. Густо сплетенная кольчуга его вынесла множество ударов.

К старому философу возвратился дар речи, он, улыбнувшись, покачал головой:

— Если бы всегда разум преобладал над силой, мечи не обнажались бы.

Бабек сказал:

— Увы, еще не все способны здраво мыслить. Одному хочется мирно жить в своем краю, а другой норовит растерзать его.

— Это так, игид. Какому полководцу ты позавидовал бы?

— Спартаку. Он был предводителем угнетенных[126].

— А Александру Македонскому не позавидовал бы?

— Нет, всех захватчиков ненавижу, тем более Александра Македонского! Бабек посерьезнел. — Некогда врач Александра — Каллисфен называл его "защитником мира". А в действительности, Александр больше разрушал, чем строил, созидал. Он не мог бы? стать "божьим подарком"[127] для стран Востока. Александр предал огню священную книгу огнепоклонников. Как же я могу завидовать этому убийце? Кроме мучений, пыток и страданий Александр не принес народам Востока ничего. Врач Каллисфен неправильно написал. Александр не был ни ученым, ни пророком. Он был захватчиком. Более кровожадным, чем халиф Мансур.

Старому философу аль-Кинди нравились умные, мыслящие, знающие люди. И Бабек с первого взгляда произвел на него прекрасное впечатление. Если бы он сумел вырвать из своего сердца привязанность к халифу Мамуну, возможно, навсегда бы остался здесь и служил бы Бабеку. Философ раскаивался, что завел речь об Александре Македонском. Бабек, почувствовав это, осторожно посмотрел на философа и произнес:

— А что, если выпьем еще немного вина? По-моему, лучший ключ к пониманию - муганское вино. На что нам Александр! Я и на тамбуре сыграю для вас. В свое время Гаранфиль музыкой вернула способность говорить халифу Гаруну, не то могила главы врачей Джебраила давно поросла бы травой. А мне хотелось бы "вылечить" вас муганским вином. Принести еще вина?