Обнаженный меч - [90]

Бабек же, отведав с гостями и послами вкусной пищи и доброго вина, вел деловую беседу. Начальники крепостей были довольны этой встречей. Все обещали Бабеку выставить войска сколько потребуется, только бы он не позволил чиновникам халифа Мамуна и Зубейды хатун ступить на землю Азербайджана.

Затем посланцы и гости встали — в зал вошел главный жрец. Он по обычаю благословил всех и у них на глазах окунул ломтики хлеба в кувшин с вином. Съев этот хлеб, он трижды притопнул по бычьей шкуре, лежащей на полу.

— Услышь, великий Ормузд! — воскликнул старец. — Как прежде верили в Джавидана, так теперь будем верить в Бабека. Затем он обратился к посланцам и гостям:

— О, обладатели власти и могущества, я говорил с богами. Боги мне сказали, что избавление от горестей хуррамитам принесет меч Бабека. Бабек возвратит хуррамитам исконную веру Маздака. Во имя великого Ормузда, вы должны возрадоваться этому и принести щедрые пожертвования в атешгяхи.

Все в один голос воскликнули: "Ради атешгяха мы готовы пожертвовать и жизнью!"

Пошли в пляс миловидные девушки Базза, пели певцы. С удовольствием ели-пили посланцы и гости.

Наконец по знаку Бабека ему подали тамбур. Полководец заиграл и запел приятным голосом:

На лозе листва красива,

А под ней земля красива.

Слушайте, что я скажу,

Сделайте, как я скажу.

Увещаю вас опять:

Не спешите провожать

Вы меня в последний путь,

А помедлите чуть-чуть,

Задержитесь у лозы,

Отдышитесь у лозы.

Дайте мне листвы коснуться,

Дайте мне земли коснуться,

И тогда на смертном ложе

Я еще проснусь, быть может.

Печальная песня Бабека растрогала посланцев и гостей. Многие из них не знали, что Бабек так искусно играет на тамбуре и так задушевно поет. Не знали, что петь и играть его когда-то научили: табунщики покойного Салмана.

У Кялдании тоже был хороший голос. Девушки и женщины попросили, чтобы теперь сыграла и спела она. Кялдания взяла тамбур у Бабека.

К тому юноше любовь

глубока в душе моей.

Мне мучения любви

многих радостей милей.

В Баззе голосили петухи. Вершины окрестных гор светлели. Посланцы и гости не заметили, как ночь прошла.

Начальник крепости Мухаммед ибн Баис от зависти и злобы не мог уснуть и ворочался у подножья здания, в котором задавали пир. Он грыз цепь, как раненый лев. "Посмотрим, Бабек, чем ты кончишь! Пой, Кялдания, пой теперь — потом тебе плакать придется".

А между тем в зале баззские красавицы наполняли муганским вином кубки посланцев и гостей, а Кялдания пела:

Мой неукротимый мне

жизни собственной желанней.

Потерять его боюсь

я однажды в урагане.

XXXI СТАЛЬ КРЕПНЕТ В ГОРНИЛЕ

Надменные деспоты, что от высокомерия не чувствовали земли под ногами, давно превратились в прах, и народ ходят, попирая его.

Шейх Саади Шираза

Увы, последнее время у хуррамитов редко выдавались дни, когда они могли петь. Порою у них не бывало времени, чтобы справить и самые дорогие свои праздники. Оборонные заботы не давали покоя людям. Халиф Мамун, окончательно утвердившись на троне. Аббасидов, каждый год посылал на Бабека мощное войско. Опять многие деревни края доставались филинам, совам да воронам. Каждый день на многих дверях появлялись замки величиной с высушенный череп. Пути-дороги во многие села и деревни зарастали сорными травами. Но хуррамиты стойко держались в обороне. Не сдавались несмотря на то, что кровь поднималась до пояса. Народное ополчение стояло за Бабеком, как неприступная крепость. Крестьяне днем занимались полевыми работами, а по ночам помотали воинам, возводившим укрепления.

Бабек Хуррамит воздвигал перед войсками халифа две стены — одну из камней, другую из живых тел. Были и такие, которым надоели ратные тяготы. Они приносили пожертвования в атешгяхи и на коленях упрашивали Мобед-Мобедана, молились солнцу и огню, взывали к богам небесным, чтобы те положили конец войне. А война все продолжалась, и не было ей конца, как дороге в пустыне. Если бы слили воедино слезы матерей, тайно проливаемые ими, образовалось бы большое озеро. Если бы собрали тела всех погибших на войне в Дом упокоения, гора тел поднялась бы до неба.

В такой страшной, ужасной войне проходила жизнь Бабека Хуррамита. Он не видел семьи, по которой тосковал. Только иногда гонцы пробирались по Текекечану в Базз и приносили вести о его семье. Когда у Бабека родился сын Атар, он сражался с албанскими феодалами. Заносчивые феодалы рвали друг друга в клочья из-за притязаний на первенство и земельные владения. Бабек отправился на усмирение их междоусобицы. Когда Атар облачился в белое и в атешгяхе на обряде Верности повязали ему белый шерстяной пояс-касти с красными кистями, Бабек находился в Сунуке[121]. Сунукский князь Васах попросил Бабека усмирить мятежных феодалов. И Кялдания, и Баруменд тревожились за Бабека. Мечта Баруменд не исполнилась. Ей так хотелось, чтобы Бабек сам отвел ее внука в Билалабадский атешгях. Чтобы главный жрец повязал Атара шерстяным поясом в присутствии Бабека. Но об этом можно было только мечтать! У войны свои беспощадные законы, их не могут нарушать и полководцы.

Бабек лишился сна. Он говорил: "Если войско не обучать постоянно, ратники ожиреют, как работорговцы". Враги называли Бабека "кяфиром, облаченным в доспехи" и "черной тучей". Огнепоклонники же звали своего полководца "гроза драконов" и "обнаженный меч". Пока ни один вражеский клинок не выдерживал ударов Бабекова меча. Прославленные дамасские клинки, откованные из чистой стали, раскалывались надвое только от соприкосновения с мечом Бабека. Говорили, что Бабек сам выковал себе кольчугу в Тавризе и притом такую прочную, что ее не берут ни мечи, ни копья. Говорили, что если даже воскреснет герой Ирана Ариш