Обнаженные мужчины - [3]

– Когда вам удобно? – спрашивает она, вручая мне свою визитную карточку.

– В любое время. А вам?

– Как насчет субботы, в шесть часов вечера?

– Прекрасно, – отвечаю я, в восторге оттого, что она выбрала поздний час.

– Вы могли бы дать мне свою карточку?

Я подскакиваю на стуле, хлопаю себя по карманам и говорю:

– У меня сейчас нет при себе ни одной, но, может быть, вот это сойдет. – Я пишу свое имя, адрес и номер телефона на бумажной салфетке, подложенной под мою тарелку. Я передаю ей салфетку, и женщина берет ее большим и указательным пальцами, отставив мизинец. Пожалуй, тут есть легкий снобизм – впрочем, я в этом не уверен.

Она читает вслух:

– «Мистер Джереми Ацидофилус». – Она добавила «мистер». В то время, как она с озадаченным видом изучает мое имя на салфетке, я уже знаю, что будет дальше. Она говорит: – Ацидофилус – что-то вроде йогурта?

Ну вот, приехали. Это одна из великих драм моей жизни.

– Да, похоже на йогурт.

– С этим связана какая-нибудь история?

Правдивый ответ прозвучал бы так: «Нет, насколько мне известно». Но я, возможно, не лишен мазохизма, и поэтому говорю:

– Когда мой отец был молодым человеком, он увидел однажды это слово на упаковке кефира, и оно показалось ему очень изысканным и интеллектуальным. Он взял его себе в качестве фамилии.

Эту ложь я сочинил несколько лет тому назад, но у меня ни разу еще не хватило смелости выложить ее кому-нибудь. Единственное, на что я отваживаюсь порой, когда у меня спрашивают фамилию, – это ответить тоном Джеймса Бонда: «Ацидофилус. Джереми Ацидофилус». По правде говоря, на этот счет не существует никаких историй и даже слухов. У некоторых людей фамилия Базука, у других – Бульдозер, отчего бы кому-нибудь не называться Ацидофилусом?

Она складывает салфетку вчетверо, с едва заметной улыбкой глядя на меня. Насмешливо? Возможно. Игриво? Более вероятно. Женщина кладет салфетку в кошелек и поднимается, вновь задевая животом за краешек стола, на этот раз чуть сильнее. Два с половиной кубика моего зеленого десерта танцуют в унисон.

– Ну что же, мистер Активная Йогуртовая Культура, мистер Дружелюбная Бактерия, приятно было с вами познакомиться, – говорит она, пожимая мне руку. Пальцы у нее маленькие и твердые, но не огрубевшие.

Она идет к дверям. Я не оборачиваюсь, чтобы проводить ее взглядом. Я не из тех, кто смотрит на женские попки; не то чтобы мне не хотелось, просто я опасаюсь: а вдруг кто-нибудь поймает меня за этим занятием? Однако в последнюю минуту я оглядываюсь и вижу эту попку как раз перед тем, как она исчезает за дверью. Она приятная, маленькая – но не слишком, с четко очерченной ямкой, или как там это называется, – ее можно разглядеть сквозь ткань юбки. Недавно я слышал, что некоторые женщины делают себе косметическую операцию, чтобы раздвинуть ягодицы. Предполагается, что от этого фигура становится привлекательнее, приобретая приятную законченность. Я могу это себе представить, хотя, по-моему, тут есть какая-то вычурность. Во всяком случае, я рад сообщить, что моей новой женщине никогда не понадобится подобная операция.

Я созерцаю свои два с половиной зеленых кубика с удовлетворением. Я не ем их.

Это действительно было очень приятное знакомство. Я смело и открыто обвожу взглядом кафе. Никаких робких поворотов головы, никаких взглядов украдкой. Где моя отвергнутая женщина? Я ей навеки обязан. Если бы не она, я бы никогда не захотел, да и не отважился бы ответить на улыбку моей новой знакомой. Решил бы, что меня подвело зрение. Я уткнулся бы носом в свою книжку, даже отгородился бы ею, как щитом, от очарования пухлой верхней губки.

Я оплачиваю счет, встаю и, глядя прямо в лицо всем посетителям, иду к дверям. Мне бы хотелось найти отвергнутую женщину, улыбнуться и кивнуть, проходя мимо нее. Но ее нет. Я ухожу из «Бабушки Джулии». Пожалуй, в будущем меня не остановит, что сюда идти дальше. Возможно, я даже разделю свой столик с незнакомкой.

Глава 2

Я возвращаюсь в офис. В одной руке у меня портфель, в другой – ложечка, которой я ел желе. Если бы можно было, я прихватил бы в качестве сувенира кубик желе, но поскольку это нереально, я решил украсть ложку. Я иду по улице, сжимая в руке ложечку из нержавеющей стали, и чувствую себя слоном Дамбо, который сжимает свое перышко и летит.

Мое волшебное нержавеющее перышко приводит меня прямо к газетному киоску. Я замечаю журнал «Плейгерл», раскрываю его на предпоследней странице и вижу красивого обнаженного мужчину, прекрасно нарисованного. Это мужчина того типа, из-за которого, как мне кажется, я мог бы стать геем, если бы имел к этому склонность. Внизу подпись: «Леди Генриетта». По крайней мере, она сказала правду: она действительно пишет обнаженных мужчин. А вот чего она на самом деле хочет от меня – это отдельный вопрос. Но, по-видимому, я в любом случае могу чувствовать себя польщенным. Если она хочет меня писать, то мне должно льстить, что она находит меня достаточно привлекательным. Если же ей просто хочется спать со мной, это еще более лестно. Я покупаю журнал.

Идя в офис, я ощущаю под одеждой свое обнаженное тело. И чувствую, как ткань трется о мою кожу – везде. Я осознаю поголовную обнаженность мира: тела людей трутся об их одежду. Я кажусь себе сексуальным. Но затем меня охватывает испуг при воспоминании о том, как выглядело мое тело этим утром в зеркале. Впрочем, может быть, на самом деле оно не так уж плохо. Возможно, зеркало одурачило меня с помощью нелестной оптической иллюзии. Мне хочется сорвать с себя одежду, остановиться перед витриной магазина и рассмотреть свое отражение, дабы понять: уж не сделал ли я ошибку, согласившись позировать художнице, пишущей обнаженных мужчин. Я не срываю с себя одежду, а всего лишь украдкой бросаю взгляд на ходу, ловя свое отражение в стекле. Единственное, что мне удается различить в витрине обувного магазина, – это блеск моей ложки, движущейся бок о бок со мной.