Обнаженная натура - [34]

Бернардо наклонился ко мне, всмотрелся в лицо пристально. И тихо спросил:

— Ты планируешь его убить?

— Когда он на меня решит напасть, то да.

— С чего он решит на тебя напасть?

— Потому что будет момент, когда я его разочарую. Когда мне надоест быть его сувениром серийного убийцы или когда он решит, что я мертвая буду прикольнее живой, тогда он попробует напасть.

— Этого ты не знаешь, — возразил Бернардо.

Я оторвалась от зрелища высохшей крови и большого ловкого мужчины, лавирующего среди ее островков.

— Это я знаю.

— Она права, — тихо сказал Эдуард,

— И вы собираетесь его убить, но будете с ним работать, пока он не переступит черту?

Бернардо говорил почти шепотом.

— Да, — ответила я.

— Да, — ответил Эдуард.

Бернардо посмотрел на нас по очереди, покачал головой.

— Знаете, иногда я не так боюсь этого гиганта, как вас.

— Это потому что ты — не миниатюрная брюнетка. Можешь мне поверить, Бернардо: когда соответствуешь профилю жертвы, в присутствии этого гиганта начинаешь понимать значение слова «жуть».

Он открыл рот, будто собирался возразить, но не стал. Кивнул.

— Ладно, будь по-вашему. Но если вы не собираетесь убивать его сегодня, давайте работать.

Он отошел от нас, но не к Олафу. Обсуждать убийство Олафа он с нами не станет, но и мешать тоже не будет.

Я не очень могу понять, куда попадает Бернардо на шкале «хороший — плохой».

Иногда у меня такое чувство, что он сам этого не понимает.

Глава тринадцатая

Через два часа мы уже знали все, что мог нам сообщить этот склад. Имелись деревянные контейнеры, используемые как гробы, и они были расстреляны ко всем чертям из «М4», состоявших на вооружении группы. Если бы вампиры в это время там находились, охота была бы удачной, но внутри контейнеров крови не было.

Олаф вернулся к нам — как-то бесшумно ступая в черных ботинках.

— Я думал, это был взрыв, но ошибся. Впечатление такое, будто действовали существа, способные пускать кровь и обездвиживать, но не убивать на месте. Что бы это ни было, на месте следов не осталось. Ни одного следа ног в луже крови, кроме полицейских ботинок.

— Откуда ты знаешь, что это было нечто, пускающее кровь и обездвиживающее, но не убивающее? — спросила я.

Глаза пещерного человека надменно глянули на меня исподлобья. Это выглянул прежний Олаф, человек, твердо уверенный, что женщины для этой работы не годятся. Да и вообще не годятся ни на что.

— От такого взгляда мне хочется не признать этот факт, а расколоть это дело. И хочется сильнее, чем быть невозмутимой.

— Какого взгляда? — спросил он.

— Который говорит, что я женщина, а потому дура.

Он отвел глаза и сказал:

— Я не думаю, что ты дура.

Я при этом подняла брови, и мы с Эдуардом переглянулись.

— Спасибо, Отто, — сказала я, — но представим себе, что я не умею взглянуть на бетонный пол и проследить ход преступления. Так что просто объясни… пожалуйста, — добавила я, потому что раз уж мы оба стараемся быть друг с другом любезными, то я готова,

— Узор разлития крови, отметки на полу. Фотографии и видео подтвердят, что это была западня. Не бомба, не солдаты — что-то такое, что могло, — он сделал неопределенный жест рукой, — парить в воздухе, и при этом атаковать. Я нечто похожее видел однажды.

Все внимание теперь было на него.

— Расскажи, — попросил Эдуард.

— Я был тогда на задании в Песочнице.

— В Песочнице? — не поняла я.

— Ближний Восток, — пояснил Эдуард,

— Да, группа террористов. У них был чернокнижник, — сказал Олаф и задумался так глубоко, что мне тревожно стало.

— Ты слова на букву «т» не говори, — попросил Бернардо, — а то налетят из национальной безопасности или ФБР, и дело у нас заберут.

— Когда буду представлять рапорт, я должен буду сказать, что я видел, — сказал Олаф.

Флирт кончился, он был полностью в деловом настроении. Холоднее, сдержаннее, и когда-то мне казалось, что он становится жутким. Сейчас, когда я увидела его флиртующим, деловой вид мне стал нравиться куда больше.

— Слово «чернокнижник» ты употребляешь в том смысле, в котором его говорят в Штатах? — спросила я.

— Я не знаю.

— «Чернокнижник» означает того, кто получает магические способности от сделки с демонами или силами зла, — сказал Эдуард.

Он покачал головой.

— Нет, это просто был некто, использующий свои силы во вред и никогда ради добра. Практиционера, как здесь это называется, у нас не было. Поэтому о магии я могу говорить лишь с точки зрения ее поражающей способности.

— И насколько было похоже на вот это? — спросила я.

— Чтобы ответить уверенно, я должен увидеть тела, но узор разлития крови не совсем такой. Тела там в… — он запнулся, будто говорить название местности не имел права, — там, где я был, сильно отличались. Там они были разорваны на части, будто невидимой силой, не оставившей следов иных, кроме своих жертв.

— Я никогда не слыхал, чтобы террористы Ближнего Востока работали с магией, — сказал Бернардо. — Они ведьм и колдунов убивают на месте.

— Это были не мусульмане, — ответил Олаф. — Они свою родину относят к гораздо более ранним временам. Считают себя прежде всего персами. Утверждают, что ислам ослабил их как народ, и потому используют более древние силы, которые мусульманами считаются нечистыми и злыми.