Обмануть судьбу - [67]
– Не могу я, матушка… Что со мной? Холод в сердце…
– Смотри, дочка… Не хотела тебе говорить, берегла. Да зря, видать. Ходят слухи, что Гриша твой за лаской к Марфе бегает. Давно она вокруг него вилась, подолом трясла. Добилась своего. Ты, малахольная, без мужика останешься! Не выходит с детьми – поласковей с мужем будь. Нельзя так.
Слова матери, будто ушат с ледяной водой, подействовали на Аксинью. «Без Гриши засохну с тоски, куда я без него. Он один мое будущее, моя радость и мой свет».
Весь день колдовала Аксинья над пирогами – вышли они пышные на славу. Тесто будто почуяло, что вернулась душа к хозяйке, поднялось, пышное, живое, поползло из миски.
Настой из мяты и душицы заварила, чтобы в бане дух стоял приятный. Новый сарафан из ткани заморской, дорогой надела, бусы жемчужные в три ряда. Села ждать мужа. Долго ждала, уже смеркалось, когда Григорий, весь черный, чумазый, согнувшись в три погибели, зашел в избу.
– Праздник какой? – за обе щеки уминая рыбу, пареные овощи и пироги, с набитым ртом вопрошал он у загадочно улыбающейся жены.
– Да, Гришенька, праздник у нас.
– Для Троицы поздно, для Спаса рано… Сама нарядилась, яствами весь стол уставила…
– Ешь, муж мой яхонтовый, ешь. Я и баньку затопила… Все честь по чести…
Еле отдышавшись после еды, муж отправился в баню.
Она пошла следом, сбросила всю одежду в предбаннике и помедлила минуту.
– Ты? Удивила, жена. – Григорий охаживал плечи березовыми ветками.
– Дай попарю я тебя, сокол мой. – Аксинья выхватила веник у мужа.
Она вложила всю свою злость, все свое возмущение неверным мужем и хлестала его веником так, что привычный к бане мужик завопил:
– Ты что? Аксинья!
Налегая веником, уж потерявшим часть листвы, на те места, которые вершили непотребный грех с Марфой, Аксинья не выдержала:
– Русалок ты ждал? Или Марфу-полюбовницу?
– Марфу? Ты про что говоришь?
– Кто ночами с ней кувыркается! Да как ты мог, черт окаянный!
– С Марфой? С коровой лупоглазой? На черта она мне сдалась! У меня жена есть! – Муж так искренне протестовал, что Аксинья стала остывать.
– Сейчас кипятком оболью! Правду говори, где был?
– Ох, злая у меня жена!
– Говори! – с ковшиком Аксинья стояла над Григорием.
– Был раз у Марфы в избе! Не обливай! Девки да парни дурью маялись. Сам не знаю, чего пошел. Скажу правду – не поверишь. На берег я ходил. В то место, где закрутилось все у нас. Шалашик там соорудил, ночи-то теплые, спи не хочу. Там и дышится легче.
– Один? На берегу?
– Да. Думал я, почему у нас неладно складывается? Почему я как чужой для тебя?
– Чужой… Да нет же, ты мой, родной.
– А смотришь так, будто сквозь меня. Не замечаешь. Я ж человек живой…
– Прости меня. Напала тоска на меня я, никак из нее вылезти не могу…
– Вот сейчас и начнем, – схватил жену за потерявшее округлость бедро.
Разгоряченные, с мокрыми волосами и шальным блеском в глазах, они почуяли, что страсть к ним возвращается, что через все беды должны они пронести то, что связывает их крепким-крепким узлом.
Прижав к себе жену, Григорий стал подминать привычное тело под себя, покачнулся – и оба, потеряв равновесие, повалились к стене. Баня, как искони было принято на Руси, топилась по-черному, стены и потолок покрывал слой сажи, который после каждой топки смахивали… Стоило печку затопить – и все по-прежнему. Аксинья с Григорием вымазались в саже и долго хохотали, глядя друг на друга.
– Ишь, смеется тут, – провел грязной рукой Григорий по лицу жены, оставив черные полосы.
– Ты как чертенок! – озорно засмеялась Аксинья, оставив отметины на груди мужа.
– А ты моя подручная! Скоро будешь такой же черной, как я, – опять прижал к себе жену Григорий.
– Побежали до речки! В бане мы долго отмывать это будем, сколько воды изведем. Спят ведь все, – нежданно предложила Аксинья.
В наспех накинутых рубахах, взявшись за руки, хихикая, как малые дети, они побежали к Усолке. Прохладная вода пахла водорослями, мягко приняла их в свои объятия, ласково качала, как мать в колыбели, смывала все горести и печали. Долго барахтались они в воде, Аксинья громко визжала, когда Григорий внезапно пропадал и, как водяной, тащил ее вглубь, крепко прижимал к себе. Плохо спавшая бабка Матрена ворочалась и пугливо ворчала:
– Кто там в темноте в речке кричит да плещется? Не иначе нечисть игрища устроила.
Той ночью Аксинья долго не могла заснуть, все тело сладко ныло после крепких объятий мужа, он будто решил доказать, что другая ему не надобна. При дрожащем свете непотушенной лучины она смотрела на темные ресницы Григория, чуть подрагивавшие во сне, и трепетала при мысли, что могла она его потерять.
– Ты один у меня есть. Если Бог решил, что не даст мне твое продолжение, так тому и быть, я смиренно выполню его волю.
По старой, еще девической привычке Аксинья часто звала с собой Федора, отправляясь в лес за травами. В этот жаркий летний день она быстро шла по знакомой тропе, обмениваясь ленивым словом с братом. Не задумываясь, добралась до сокровенного местечка на берегу. Не удержалась от искуса, обшарила все заросли – никакого шалаша не обнаружила, даже ветки не были примяты. По дороге сестра с братом болтали о родителях, Аксиньином муже, житье-бытье, и она решилась задать вопрос, мучивший ее не один год:
Романы Элеоноры Гильм рассказывают о самом важном, погружая в чужие судьбы так легко, что хочется читать ее снова и снова! Встречайте новинку в серии книг о простой сибирской девушке и ее непростой судьбе – Аксинья как никто доказывает, что любить и быть любимой – самое счастливое и самое трудное испытание на свете… Третий роман является продолжением истории непростой жизни Аксиньи Ветер, знахарки и травницы. Россия начала XVII века, Смута, голод, сумятица. Жизнь героини наполнена тревогами о дочери и хлебе насущном.
Аксинья Ветер, жена кузнеца, в свои двадцать четыре года пережила немало тягот, оставшись вдовой при живом муже. Она и ее близкие выживают в суровом мире, где голод и лишения забирают свои жертвы, где все смешалось – злые и добрые дела, счастье и горе. В жизнь Аксиньи вновь врывается любовь, запретная и осуждаемая всеми. К чему приведет она и сможет ли Аксинья искупить свой грех?
Я изменила мужу и была сослана в настоящую глушь — далекое английское графство, — и намеревалась тихо переждать несколько мучительных месяцев ссылки. Но, увы, мне было уготовано не только столкнуться с поборником нравственности, неким мистером Остином, нагоняющим страх на всех развратниц Великобритании, но и ввязаться в провинциальные интриги, чуть не став жертвой убийцы… И все это ради одного — обрести любовь, в которую я никогда не верила.
Кланы Монтекки и Капулетти преследуют только одну цель – власть. Мальчики рождаются в них для того, чтобы сражаться и умирать за честь своей семьи. Но если судьба позволит выжить, выгодный брак должен быть заключен. Влияние и деньги, но только не любовь. Девочки – это еще одна часть капитала рода. Если распорядиться ими с умом. Их судьба предрешена в день их рождения.Бенволио Монтекки – кузен Ромео. Он знает, что его предназначение умереть за наследника и его клан, но в душе юноши полыхает мятежное пламя непокорности.
Конец XVII века… Пиратские суда заполонили Карибский бассейн. Семья английского аристократа лорда Батлера, спасаясь от религиозных преследователей, в спешке покидает Англию. Позади враждебный Лондон, а впереди счастливая жизнь, полная радужных надежд и планов. Но судьба часто вносит свои коррективы. Сумеет ли героиня романа, потеряв своих близких, отомстить за предательство и унижения…
ХIX век. Закат Великой Османской империи… Юная Реция и благородный Сади полюбили друг друга с первого взгляда. Но на пути к счастью их ждет немало преград… В Сади влюблена принцесса Рошана, и она готова на все, чтобы добиться взаимности и погубить соперницу. Соблазненный возможностью блестящей карьеры, Сади становится фаворитом принцессы… Сумеют ли Реция и Сади сохранить свою любовь?
Роман современной французской писательницы Жанны Бурен повествует об одном из самых известных и трагических эпизодов духовной истории средневековой Европы — любви великого философа Пьера Абеляра (1079–1142) и его ученицы Элоизы. Страсть принесла обоим «великим любовникам» не только высшее наслаждение, но и бесчисленные страдания: Абеляр как принявший священнический сан не мог «смыть грех прелюбодеяния», и дядя Элоизы через своих подручных подверг его позорному оскоплению. Элоиза продолжила свой жизненный путь в монастыре, но пронесла через все испытания великую любовь к своему избраннику.