Обманщик и его маскарад - [33]
Как только травник увидел этих людей, он направился к ним и раскинул руки, словно радушный хозяин. Он взял неохотно протянутую руку девочки и бойко заговорил:
– Вы отправились в путешествие, маленькая Королева Мая? Рад встрече с вами. Какие красивые мокасины; должно быть, в них хорошо танцевать!
Он дурашливо поклонился и запел:
Это шаловливое приветствие не вызвало ответной реакции у девочки и явно не обрадовало ее отца, разве что унылое и тягостное выражение его обветренного лица сменилось презрительной улыбкой.
Тогда напустив на себя серьезный вид, травник обратился к незнакомцу в мужественной и деловитой манере; хотя этот переход был довольно внезапным, он не казался вымученным, но скорее показывал, что его недавнее легкомыслие было не свойством развязной натуры, а игривой снисходительностью доброго сердца.
– Прошу прощения, – сказал он. – Если я не ошибаюсь, мы с вами разговаривали позавчера, – на пароходе из Кентукки, верно?
– Не со мной, – ответил незнакомец низким и гулким голосом, как будто доносившимся со дна заброшенной угольной шахты.
– Ах! Но я снова ошибаюсь, – (покосившись на посох из болотного дуба), – или вы немного прихрамываете, сэр?
– Никогда в жизни не хромал.
– В самом деле? Мне показалось, что я заметил… не хромоту, но легкую заминку при движении, – у меня есть некоторый опыт в подобных вещах, – возможно, от застрявшей пули. Знаете, некоторые драгуны после мексиканской войны обзавелись таким бременем. Жестокая участь! – вздохнул он. – О ней мало сожалеют, ибо кто может видеть это?.. Вы что-то уронили?
Неизвестно, почему, но незнакомец нагнулся, и могло бы показаться, что он сделал это с целью что-то подобрать с пола если бы он на некоторое время не застыл в этой неудобной позе, согнувшись как высокая грот-мачта под натиском бури, или как Адам под раскатами небесного грома.
Девочка потянула его за руку. Он с усилием выпрямился и покосился в сторону травника, но, из-за гордости или неприязни, быстро отвел глаза. Он уселся, немного сгорбившись, и пристроил ребенка у себя между коленей. Его мощные руки подрагивали, и он по-прежнему отворачивался, в то время как под сочувственным взглядом травника девочка устремила меланхоличный и горестный взор в пространство перед собой.
Какое-то время травник наблюдал за ними, потом сказал:
– Безусловно, вы испытываете боль, сильную боль; при мощном телосложении боль бывает острее всего. Попробуйте мое средство, – (он показал бутылочку). – Посмотрите на выражение лица этой бескорыстной особы! Поверьте, это средство может смягчить любую боль. Не хотите проверить?
– Нет, – прохрипел незнакомец.
– Что ж, очень хорошо. Желаю весело провести время, маленькая Королева Мая.
С этими словами он вежливо откланялся, словно никому не хотел навязывать свое лекарство, но уже через несколько шагов снова принялся расхваливать его и наконец добился результата. Еще один недавно прибывший пассажир, болезненный юноша из другой части корабля, задал несколько вопросов и купил бутылочку. После этого остальные как будто начали просыпаться; чешуя безразличия или предубеждения отпала от их глаз,[93] и они наконец увидели нечто привлекательное, и возможно, достойное приобретения.
Но пока травник с утроенной любезностью и оживлением занимался своей целебной торговлей, сопровождая каждую покупку дополнительными похвалами в адрес товара, сумрачный великан, сидевший в отдалении, неожиданно возвысил голос.
– Что ты сказал в предыдущий раз?
Вопрос прозвучал гулко и отчетливо, как если бы большой часовой колокол, – могучий увещеватель, – пробил один раз, и протяжный гул от его звона сопровождался бы перезвоном меньших колоколов.
Все торговые операции были приостановлены. Руки, протянутые за бальзамом, замерли в воздухе, и все взоры обратились в сторону вопрошающего. Никоим образом ни смущенный, травник возвысил голос даже более того, чем этого требовало самообладание, и ответил:
– Я сказал, и с радостью готов повторить, что Самаритянский Болеутолитель, который я держу в руке, исцеляет или облегчает любую боль, которую вы испытываете, в течение десяти минут после его применения.
– Он вызывает бессознательное состояние?
– Никоим образом. Каковы бы ни были его достоинства, они не сходны с действием опиума. Он убивает боль, но не убивает чувства.
– Ты лжешь! Есть такая боль, которую нельзя облегчить бесчувственностью и невозможно исцелить ничем, кроме смерти.
Более сумрачный великан не сказал ничего, но и этого было достаточно, чтобы разрушить оживленную торговлю. После того, как путники смерили грубого оратора взглядами с выражением смешанного испуга и восхищения, они стали переглядываться друг с другом, обмениваясь взаимным сочувствием к говорившему. Те, кто приобрел лекарство, выглядели оробевшими или пристыженными, а коротышка циничного вида с клочковатой бородой и лицом с вечным намеком на кривую ухмылку, сидевший в углу с командным обзором на сцену действия, прикрыл лицо бурой шляпой.
Но травник, не обративший внимания на оскорбительную реплику, даже если она казалась невыносимой, снова завел свой панегирик, и еще более уверенным тоном, чем раньше, стал объяснять, что его бальзам иногда бывает почти таким же эффективным при психических расстройствах, как и при физических недугах; или, вернее в таких случаях, когда одно расстройство приводит к другому и сочетается с ним, его лекарство действует особенно хорошо. Он привел пример: всего лишь три бутылочки, принятые регулярно, вылечили вдову из Луизианы (после трех недель, проведенных в темной комнате) от невралгии, вызванной горестной утратой мужа и ребенка, ушедших в одну ночь во время прошлой эпидемии. В доказательство был выдан сертификат об излечении, подписанный должным образом.
