Обмани-Смерть - [55]

– Вы не голодны? Приглашаю вас поужинать. Могу подождать, пока вы освежитесь и отдохнете.

Возможно, мой отказ разочаровал индийца, но мне не хотелось объяснять, почему я хотел этим вечером остаться один.

* * *

Я отправился на поиски дома моего детства, не думая, зачем это делаю, просто хотел увидеть место, где вырос, с посольством через улицу и белым зданием справа. Ближе к вечеру я вышел из гостиницы на ледяной холод и попробовал найти чертову двойную площадь больше лондонской Трафальгарской[90], с улицами, лучами расходящимися в разные стороны. Я чувствовал себя первооткрывателем.

Можно было справиться у прохожих, но мне хотелось отыскать дорогу самостоятельно. Человек, родившийся в этом городе, должен разобраться. Сначала я решил идти к центру Нью-Дели – рано или поздно покажется купол Парламента – и направился по бульвару на запад. Вдалеке, под облаками, мерцал ореол, творимый отблесками с земли, небо и все вокруг скрывал серый туман, поглощавший адский шум дорожного движения. Я миновал торговый квартал весьма низкого пошиба, мимо, едва не задев меня, проехал и исчез в тумане рикша, другой отчаянно засигналил и ринулся наперерез. Я счел за лучшее вернуться на тротуар, что не гарантировало полной безопасности: красный свет не зажигался, и людям при переходе улицы оставалось уповать на свою счастливую звезду.

Проспект закончился, дома стали ниже, но поворачивать назад было глупо, и я пошел дальше. Сотни бездомных устраивались на ночлег на пыльных тротуарах, среди отбросов. Между людьми бродили собаки, горели жаровни. Я был единственным белым в этом индийском мире, и на меня все смотрели, но беспокойства это не вызывало. Я свернул на торговую улицу, где вкусно пахло едой. Тысячи электрических проводов переплетались с ветками деревьев, образуя навес, по которому прыгали обезьяны.

Я остановился у ресторанчика с четырьмя деревянными столиками и кухней под открытым небом. Миски с едой стояли на земле, пожилой индиец помешивал деревянной лопаткой красное рагу. Он поднял голову, улыбнулся, что-то сказал мне на хинди, и я… понял! Понял, хотя тридцать лет не говорил на этом языке. Навык вернулся, и я ответил, немало удивив повара: «Конечно хочу попробовать». Он кивнул, взял разливную ложку и положил мне порцию желтого риса. Я взял тарелку и сел на освободившееся место. Приборов на столе не было – посетители ели руками, – я сделал знак хозяину. Он достал из ящика ложку, протер ее жирной тряпкой и протянул мне.

Я положил в рот первую ложку и ровно через пять секунд едва не умер от удушья, забыв, как сильно в Индии перчат еду, как много пряностей добавляют в блюда. Клиенты с любопытством смотрели на мое лицо, ожидая, когда «этот белый сплюнет», но я решил держаться и сделал вид, что все в порядке. Съев следующую ложку, я вообще ничего не почувствовал, рот и глотка горели, из глаз текли слезы. Я доел все, до последней рисинки, встал, заплатил пятьдесят рупий и ушел. Внутри полыхал огонь, дышать было трудно, но я остался жив.

* * *

Виджей Банерджи оставлял для меня сообщения, но я ни разу не перезвонил, потому что уходил рано, возвращался и снова уходил, отправлялся на поиски, но сам не знал, что ищу. Я брел по улицам, наугад выбирая направление, не имея никакого плана. Мне хотелось обойти Дели, понять, как организована столица. Немыслимый, безумный замысел: этот город намного больше Лондона, а живет в нем около семнадцати миллионов человек. Найти дорогу назад, к отелю, мне не удалось ни разу – приходилось брать рикшу. За неделю я привык к ватному смогу, оглушающему шуму дорожного движения, не подчиняющегося никаким законам, и к вездесущей нищете.

В досье Ричардсона имелся короткий отчет Виджея Банерджи о последнем известном адресе проживания Алекса в районе Трилокпури, в восточной части города. В походах по Дели я никогда не выбирал это направление. Ямуна[91] служит своего рода барьером, границей «на замке». Река здесь являет собой гигантскую клоаку, где бедняки стирают белье и купают детей. На этом берегу живет и дышит иная вселенная, где нет указателей, табличек с названиями улиц, на зданиях отсутствуют номера, а те, что есть, идут не по порядку.

Выяснилось, что фамилии владельца дома, где жил Рейнер-младший, никто даже не слышал. Я оказался в призрачном месте, заполненном безобразными лачугами, нищие рылись в мусорных баках, дети и собаки ковырялись в грудах нечистот, женщины в ярких сари собирали коровьи лепешки, разминали их, формировали кругляши и раскладывали их сушиться, чтобы потом использовать как топливо для жаровен. Продавец подержанных шин сказал мне, что в квартале совсем не осталось сикхов: «От них удалось избавиться…»[92] Это прозвучало обескураживающе.

Я потратил весь день на поиски мифического домовладельца Алекса, а вечером вернулся к Ямуне, зашел в кафе под открытым небом и наудачу, без всякой надежды, спросил хозяина, не знаком ли ему этот человек. О счастье! Один из посетителей объяснил мне, как его найти, а потом просто взял и проводил до самой двери.

Абхинав Сингх жил в желтом трехэтажном доме у реки. Я разулся и вошел. Статный пожилой индус в темно-синем, надвинутом на лоб тюрбане, с висячими усами в форме велосипедного руля, был одним из последних местных сикхов. Его единоверцы сбежали в Пенджаб после кровавых событий 1984 года. Сингху в тот момент вырезали аппендицит в больнице, что и спасло ему жизнь. Трое детей Абхинава получили хорошее образование, жили в современных кварталах Дели и делали карьеру. Он сдавал третий этаж дома, что обеспечивало вполне приличную прибавку к скромной учительской пенсии. Алекс заплатил за год вперед, а прожил шесть месяцев. Сингх сразу согласился показать мне его квартиру. Я надеялся, что произойдет чудо, найдется полезная информация, и она наведет меня на след Алекса. Хозяин дома сказал, что сложил все вещи в коробки: вдруг парень или его подруга вернутся за своим имуществом.