Обман зрения - [71]

Потом мои мысли обратились к Фрэнсис Гриффин. Только сейчас я поняла всю глубину ее вины и страданий. Кем была эта странная отшельница и чего она хотела от меня? Я подозревала, что Мади прав: она не случайно выбрала меня для росписи своего зала. Но что за этим стояло?

Самолет прибыл в Нью-Йорк в одиннадцать вечера. Я взяла такси и к полуночи была уже в своей квартире. Позвонила соседке, которая была поздней пташкой, и она принесла мне Браша. Он был счастлив. Потом я позвонила Гарри, но услышала автоответчик. Я попросила, чтобы Питт позвонил мне, как только вернется домой, даже если будет очень поздно. На моем собственном автоответчике я обнаружила странное послание от какой-то миссис Грубек. Номер, который она оставила, принадлежал мотелю Говарда Джонсона в западной части города. Я попросила соединить меня с миссис Грубек, но оказалось, что она отключила телефон на ночь. На всякий случай я оставила свои координаты, уверенная, что кто-то ошибся номером.

Уже в постели я снова начала просматривать газетные статьи об убийстве Кассандры. Браш прикорнул рядом со мной. На этот раз меня интересовали только фотографии, поскольку все остальное оказалось фикцией. Разложив на кровати снимки Холта, Кассандры и Фрэнсис, я некоторое время смотрела на них. Самым интересным, был, конечно, расплывчатый портрет Холта. Как же ловко ввел он всех в заблуждение. Он действительно выглядел как истинный джентльмен, но его аристократически благообразная внешность, на которой лежала печать острого интеллекта и четкого сознания собственных достоинств, сейчас казалась мне зловещей, как вынутый из ножен охотничий нож.

Кассандра вызывала жалость, как иссохший от зноя подсолнух. Она была похожа на отца, что, видимо, льстило его самолюбию. Вероятно, Холт видел в ней свое воплощение в женском образе и не мог противиться столь неотразимому обаянию.

Но больше всего поразила меня фотография Фрэнсис Гриффин. С молодого лица смотрели те же холодные стальные глаза. Они ничуть не изменились со временем, не затуманились и не стали мягче. Они все еще чего-то хотели.

Я вспомнила одну из наших прежних встреч, когда Фрэнсис сказала мне: «Когда-нибудь мне понадобится все ваше сочувствие». Тогда эта фраза показалась мне странной, и даже сейчас ее значение было для меня не вполне ясно. Наконец, уступив усталости, я отложила снимки и закрыла глаза.

Когда я проснулась, было уже утро. Газетные вырезки рассыпались по полу, у кровати все еще горела лампа. Я вскочила, чтобы немедленно помчаться в «Хейвен». Когда я была в ванной, зазвонил телефон. Выскочив из-под душа, я схватила трубку, надеясь, что это Гарри.

— Слушаю! — выпалила я, роняя на пол капли воды.

— Это мисс Кроуэлл? — спросил женский голос, в котором угадывалась жительница Среднего Запада.

— Да, с кем я говорю?

— Мое имя — Эдна Грубек, — произнесла женщина, растягивая слова.

— Ах да. Вы уже звонили.

— Да. Я… сестра Гарри, — чуть запнувшись, сказала она.

— Гарри Питта?

— Ну да.

Внутри у меня все перевернулось. Я поняла, что что-то случилось.

— А где Гарри? Я пыталась ему дозвониться.

После долгой паузы она сказала:

— Боюсь, что Гарри с нами больше нет.

У меня закружилась голова. Опустившись на кровать, я завернулась в простыню.

— Что? Что вы сказали? — услышала я свой голос.

— Да, — подтвердила она. — Он умер позавчера утром от сердечного приступа. Раз — и конец.

— Но я же говорила с ним позавчера, — возразила я, вспоминая наш последний разговор в аэропорту.

— А мой бедный муж вообще говорил с ним по телефону, когда он грохнулся. У Гарри умерла собака, и он очень переживал. Сдается мне, что это и свело его в могилу. Я примчалась первым же рейсом, сейчас вот разбираю вещи. Мы будем хоронить его в Цинциннати. Только сейчас удалось избавиться от этой собаки.

Она продолжала говорить, но я ее уже не слушала. Передо мной как живой стоял Гарри, в ушах звучал его голос. Невозможно было представить, что я его больше не увижу.

— Вы сможете заехать к нему на квартиру и забрать ее? — вдруг услышала я.

О чем она говорит?

— Я говорю, вы сможете заехать к Гарри и забрать ее?

— Кого забрать?

— Картину.

— Какую картину?

— Ту, что он оставил вам. Я же вам только что сказала. Она не очень большая.

— Извините. Я прослушала.

— Ничего, милочка. Ясное дело, вы расстроились. Чего уж там. Я тоже поплакала, хотя Гарри и оторвался от семьи. Значит, так — завтра утром я отсюда уезжаю и мне не с руки тащить эту штуку с собой в мотель и оставлять ее там на стойке.

— А что это за картина?

— Я же сказала, милочка, это какая-то старая картина, которую завещал вам Гарри. Она вся упакована. Вы единственная, кому он что-то оставил, не считая нас с Джо, конечно. Извините за беспокойство, но давайте вы подъедете за ней прямо сейчас?

— А где вы?

— У Гарри на квартире. Буду весь день укладывать вещи.

— Укладывать вещи?

— Да. Вчера до полуночи провозилась. Господи, сколько же здесь всякого барахла!

Я вдруг представила себе, как весельчак Гарри лежит на одной из своих шелковых подушек и смотрит остекленевшими глазами, как его бесцеремонная родственница упаковывает в пластиковые мешки всю его жизнь.