Обман зрения - [24]

Потом мы обсудили цветовое решение, придя к обоюдному согласию, что оно должно быть по возможности приглушенным, чтобы белоснежное платье Кассандры ярко выделялось на общем фоне.

— Только не торопитесь, — сказала моя заказчица. — Можете работать как угодно долго. Это должно быть совершенное творение.

— Я так рада, что вы одобрили мою идею, миссис Гриффин. Сначала мне показалось, что вам не нравится.

— Я просто была потрясена. Это как раз то, чего мне хотелось. Так редко удается получить сразу то, что хочешь. Конечно, у меня не было четкого представления о формах, но, увидев вашу работу, я поняла, что это то, что надо. Сама я ничего не могу создать, но у меня нюх на талантливых людей. Умение правильно выбирать — залог жизненного успеха.

Фрэнсис говорила медленно и с видимым усилием. Было видно, что она уже выдохлась.

— Извините меня, — произнесла она наконец. — Я очень устала.

Я предложила проводить ее домой, но она отказалась, заявив, что хочет побыть одна. Я смотрела, как она медленно карабкается по лестнице, цепляясь за перила, словно вот-вот упадет. Поднявшись наверх, она еще раз взглянула на центральное панно.

— Очень впечатляет, — заметила она. — Даже на расстоянии.

И с этими словами исчезла в саду.

После ее ухода я долго стояла в зале, размышляя над произошедшим. Мне по-прежнему нравилась моя работа, но то, что она была столь высоко оценена великой Фрэнсис Гриффин, меня просто окрылило. Ее энтузиазм вдохнул в меня энергию. Мне не терпелось приступить к работе, но я решила до конца насладиться своим триумфом.

Глядя на безликую фигуру Кассандры, я громко произнесла:

— Я нарисую твое лицо последним. Когда все будет готово к празднику, который я готовлю для тебя.

После этого я сразу же начала действовать: разложила краски и кисти и составила общий план работы. Однако мое торжество скоро омрачилось сомнениями. Слишком уж с большой готовностью восхищалась миссис Гриффин моими рисунками. Сейчас ее восторги уже казались мне преувеличенными и не вполне искренними.

Легендарная Фрэнсис Гриффин, сформировавшая вкусы целого поколения своими высокими требованиями к стилю и мастерству, была известна своей взыскательностью. Несмотря на все достоинства моей работы, она, надо признать, была далека от совершенства. Уже сейчас мне были видны недочеты, требовавшие исправления. Тогда почему миссис Гриффин так неумеренно расточала свои похвалы? Если верить тому, что о ней говорили, даже сам Веронезе не избежал бы критических замечаний, представь он ей свои картины. У меня же она не нашла к чему придраться, а я ведь далеко не Веронезе. Гораздо естественнее было бы услышать какие-то замечания или предложения.

Я снова задалась вопросом: что это — изощренная игра или плод моего слишком живого воображения, которое во всем видит тайные происки? Я решила отбросить все сомнения, отписав их на счет неуравновешенности артистической натуры. Возможно, я действительно себя недооцениваю или блестящая дама с возрастом стала менее требовательной. В любом случае нельзя допускать, чтобы радость успеха была омрачена какими-то беспочвенными сомнениями.

В конце дня, когда я уже собиралась уезжать, Дин вручил мне нарядную коробку, перевязанную лентой.

— Миссис Гриффин поручила мне передать это вам, — сказал он. — Она просила не развязывать ее, пока вы не приедете домой.

Дворецкий помог мне сесть в машину. Я не стала открывать коробку, и дело здесь было не в просьбе миссис Гриффин. Просто я почувствовала себя участницей спектакля, которая не вполне понимает, что происходит на сцене. Конечно, мне было любопытно, что там внутри. Я поставила коробку на переднее сиденье и всю дорогу поглядывала в ее сторону.

Браш встретил меня у двери и, как обычно, стал тереться о ноги, тарахтя, как маленький мотор. Соскучившись за день, он с особой нежностью приветствовал меня по вечерам. Но мне так не терпелось увидеть подарок Фрэнсис, что я временно оставила кота без внимания.

— Подожди немного, дружок, — сказала я, опуская коробку на диван.

Ничуть не обескураженный, Браш прыгнул на диван и стал наблюдать, как я распаковываю коробку, обитую бледно-лиловой тканью и завязанную фиолетовой бархатной лентой. Вполне естественно, что Фрэнсис Гриффин уделяет такое внимание упаковке — ведь вся ее жизнь была чередой дорогих подарков. Я осторожно потянула за роскошный бант и развязала ленту.

Под крышкой я обнаружила целое море бледно-голубой папиросной бумаги. Нырнув в нее, мои руки извлекли кремовое атласное платье, отделанное мелким жемчугом и изящными кружевами. Там же лежал сухой букет, обернутый в кружева и завязанный длинными белыми лентами. Никакой записки не прилагалось, да в ней и не было необходимости. Я и так догадалась, что это такое.

— Господи, Браш, да это же ее платье! — громко воскликнула я. — Бальное платье Кассандры!

Кот внимательно наблюдал, как я вынимаю роскошное платье из коробки и держу перед собой, разглядывая детали. Оно практически ничем не отличалось от нарисованного мной: без рукавов, с простым овальным вырезом, прилегающим лифом и пышной юбкой со шлейфом. Плотный блестящий атлас выглядел как новый.