Облунение - [2]

Мне ли это знать.

Расплесканным рассветом умываюсь

И ночью снова им же укрываюсь.

Мне некого за это упрекать.

Проснусь с благодарением к судьбе:

Кто я такой, чтоб говорить не о себе.

«Владей хоть половиной суши…»

Владей хоть половиной суши.

Храни хоть в банке. Хоть в носке.

Те, кто копаются в песке,

Все украдут.

А нет — разрушат.

Уже наточены ножи,

Как языки у скользкой лжи.

Не страшно.

Новый день разбудит.

С нас не убудет:

Будем — будет!

«Приму глаза твои…»

Приму глаза твои.

Коснусь губами век.

Единовремье…

Как отрешенное мгновенье

Горящих рек.

Проснусь

Один.

Согнувшись, словно на коленях.

И раб себе. И господин.

То засуха. То наводнение.

Ужели в этом откровение

Любви,

С которой даже грим

Необратимых лет и зим

Не смоет соприкосновения.

Единовремье…

Век

Губами

Коснусь.

Глаза твои

Приму.

Как много слада между нами.

Как мало надо

Одному.

«Я сижу и попиваю вино…»

Я сижу и попиваю вино.

Мне, признаться, под вино, всё равно:

Кто и с кем, и почему, и зачем.

Я сижу и пью вино. Я — ничей.

Я сижу и пью вино. Мне плевать

«Б» на роже у кого или «Ять».

«Эй» топорщит под спиной или «аз».

Я сижу и пью вино. Не про вас.

Я сижу и попиваю вино.

Мне, признаться, расхотелось давно

В шоколаде бултыхать, как в г-не.

Я сижу и пью своё «Каберне».

Я сижу и попиваю вино.

А вокруг меня смешное кино:

Закусь, трах, одна и та же байда.

Я сижу и пью вино. Не туда.

По- собачьи завывает сосед.

У соседа ни вина, ни конфет.

Но зато есть у соседа жена —

Тот же трах, и закусон, и война.

А соседка говорит о деньгах.

У соседки сто колец на руках.

И ей надо-то всего лишь одно.

А я пью и подливаю вино.

Мне твердят, что мир рехнулся.

И что?

Он всегда таким и был.

«Конь в пальто».

И кому-то по размерам оно.

А я ржу. И попиваю вино…

«Зачем книги сжигать, площадям на потеху…»

Зачем книги сжигать, площадям на потеху,

Освещая невежество черным огнем,

Если можно не ночью, а солнечным днем

Их, без шума, изъять из библиотеки.

«Никто не хочет чахнуть и стареть…»

Никто не хочет чахнуть и стареть.

Но в этом нет ни страха, ни печали.

Какое это счастье — умереть:

Отца и мать я снова повстречаю,

Чтоб с ними эти двери запереть

И новые открыть. Уже вначале.

Всего лишь жизнь.

И вновь, всего лишь смерть.

«Без посторонних можно обойтись…»

Без посторонних можно обойтись.

Но слов не обойти —

От посторонних…

«Не поставишь офицера на пуанты…»

Не поставишь офицера на пуанты.

А медали не заменишь на монеты.

За отчизну поднимались лейтенанты.

Маркитанты опускались за фуршеты.

И никто из них своей не знает меры.

Лишь во времени иначе бронзовея,

Лейтенанты быть хотели среди первых.

Забывая, что последние — живее.

И для каждого заложены палаты.

Золоченые. Больничные. Иные.

Вспоминали о любимых лейтенанты.

Маркитанты уминали отбивные.

В этом мире многогранные таланты.

И законы на столетия отлиты:

Честь и слава доставались лейтенантам.

Память павшему. А падшему — корыто.

Но в природе сбой случается когда-то.

И пустые раздуваются кареты.

Маркитанты победили лейтенантов.

Чести нет. И славы нет.

                               Одни фуршеты.

«Я прежде никогда не жил «так просто»…»

Я прежде никогда не жил «так просто».

А оказалось, это очень просто:

Живи — и всё.

И вся. И все. И всех.

Я думал, это бег.

А это остров.

Среди помостов,

Как среди погостов,

Где хочется заплакать,

Слыша смех.

И рассмеяться запросто.

И остро.

Но шепчет мне о праздности утех

Встревоженный тринадцатый апостол,

Откуда-то возникший.

Как на грех.

«О, стреноженные кони…»

О, стреноженные кони.

Если только вы — не пони.

Мы в законах, как в загонах.

То уздечка. То седло.

Дышло, чтоб не увело.

И хомут на перегонах.

И расшитые попоны,

Если с крупом повезло.

А вокруг толпа в погонах,

Что возносят на плечах:

И в большом, и в мелочах.

И в постели, и в вагонах.

В темноте и при свечах.

И цветочки моветона

Как венки на кирпичах.

О, стреноженные кони.

Как же вам не повезло.

Эх, залечь бы на балконе

С пулеметом наголО.

«Заметались по поземке…»

Заметались по поземке

Стаи ищущих людей.

Снег крошится на асфальт.

«Мой муж решился сделать харакири…»

Мой муж решился сделать харакири.

Теперь свободны оба: он и я.

Как просто сделать женщину счастливой…

«Без парусов…»

Без парусов. Под парусами.

Спина слепа. Как поводырь

С потусторонними глазами.

Какая разница… Пустырь,

Москва, Нью-Йорк или Сибирь,

Когда и морем, и лесами

И на воде, и под водой

Одно и то же, Боже мой,

Слегка меняется местами.

Как наслаждение — бедой.

А убеждения — годами.

Но как прекрасны миражи!

Кто не был предан, тот не жил.

«Кто продажен и бездарен…»

Кто продажен и бездарен,

Без работы не сидит.

От чиновников рябит,

Как рябит на рожу Сталин.

Все равно, в какой стране,

Они варят нас в г..не.

Государство — враг народа.

В этом суть его природы.

«Мужчина тянет груз свой целый век…»

Мужчина тянет груз свой целый век:

На шее, на хребте, на пояснице.

Но каждому когда-нибудь да снится

Готовность перетрахать вся и всех.

Иначе и не стоило родиться.

«Споткнулся и упал…»

Споткнулся и упал. Разбил колено.

И ничего. Ни слова, ни обид.

Так что же я так злюсь на пустоту

Ничтожества,

Тупого, как мурена,

Со злобой несмываемой во рту.

Которая хватает и шипит,

Но этим и живет одновременно.

Когда змея попалась на пути,

Не можешь пристрелить — тогда уйди.

«То просветление покоя…»

То просветление покоя.