Обличитель - [81]

Заключительные слова Аберо усилили общее замешательство, но в целом его речь разожгла ярость собравшихся, их раздражение и вечно терзавшую их злобную зависть. Все, как видно, на минуту забыли, что зложелателем мог оказаться каждый из них, но Аберо злобно напомнил им об этом, выбрав подходящий момент. Тогда Фурнье, номер 1, принес себя в жертву.

— Я иду, — сказал он. — Я понял вашу мысль, номер пять, и хочу проверить заключение номера десять по поводу этих проклятых иероглифов.

И он углубился в подземный ход. Вернулся он чрезвычайно взволнованный. Фурнье подтвердил наблюдения Селиса и Аберо, однако все же спросил:

— А что означают вопросительные знаки, поставленные вместо дат смерти наших основателей?

— Быть может, — начал робко Терен, — это означает, что они родились, но еще не умерли и что их призраки…

— Нет, нет! — нервно оборвал его Аберо. — Это просто безумие. Враг хочет сбить нас с толку, нагнать страху, он пытается разбудить в нас самые первобытные чувства — суеверие, склонность к разным бредням. Но недаром наука шагнула вперед, такие люди, как мы, не верят в чудодейственную силу ветки омелы, сорванной друидами, или внутренностей хищников, которым жрецы вспарывали брюхо на глазах Александра, чтобы узнать его судьбу и судьбу его армии. Мы принадлежим к поколению, которое предпочитает верить в горючее для ракет и электронно-вычислительную технику, нежели в дароносицы и фетиши. Теперь для нас существуют только математические символы: мы знаем, что такое крик совы, мы знаем все о сове, больше, чем она знает сама, и пусть она сколько угодно кричит по ночам — мы не верим в приметы. Я думаю, что мы еще встретим немало знаков, расставленных как ловушки на нашем пути. Я считаю, — сказал Аберо, — что мы должны продолжать нашу разведку и погоню. Я пришел к двойному заключению: в этих знаках, рисунках и цифрах нет ничего таинственного, мы знаем, что они означают, они расставлены, чтобы поразить наше воображение и заставить отказаться от нашего похода. Я совершенно уверен, что каждый из вас может смело отправиться к тому месту, и потому нам нет нужды доказывать свою храбрость. Я знаю, что все мы полны решимости. Однако я предлагаю не тратить час на ожидание, пока все мы рассмотрим эти иероглифы, на что каждому понадобится не меньше десяти минут. У нас есть более важные дела, а ночь коротка. Не будем же задерживаться.

Эти слова были встречены с явным облегчением. Все поспешили поддержать предложение заместителя директора по прогнозированию. Итак, мы снова двинулись вперед, цепочкой друг за другом, в несколько разрядившейся атмосфере. Только подозрительность осталась прежней. И я желал, чтобы наша экспедиция продолжалась в темноте, — так страшила меня перспектива встретиться взглядом с моими коллегами. Если не я обличитель, враг, то кто же из нас мог им быть? Мы все углубились в такой же узкий и липкий туннель, как и первый, только этот круто спускался куда-то, казалось — в глубь земли.

Хотя с тех пор, как произошли события, получившие такую трагическую окраску, прошло немало времени, я не могу вспомнить без улыбки этот крутой спуск в сыром туннеле — за всю ночь то была единственная минута некоторой разрядки. Беда только в том, что спуск становился все более и более скользким. После пяти минут осторожного движения вперед каждому практически пришлось спускаться на корточках. При этом он опирался на плечи того, кто оказался впереди. Только Аберо не на кого было опереться. И вскоре он, не удержавшись на спуске, покатился вниз. Все мы кубарем покатились за ним, разбрызгивая грязь, пока не очутились на плоской, но еще более вязкой площадке. С большим трудом удалось нам встать на ноги — так мы все перепутались, свалившись в кучу друг на друга. Многие потеряли свои фонарики. Аберо вполне разумно решил, что их следует подобрать, и возложил эту миссию на Ле Рантека. Мы стали свидетелями увлекательного зрелища, как один из администраторов штаба, у которого голова была набита показателями пультов управления, планами финансирования и принципами функционального управления, карабкался на четвереньках по крутому туннелю, метрах в тридцати под залом с электронно-вычислительными машинами. Когда он поднялся по туннелю на добрую треть, Аберо посоветовал ему размотать веревку и закрепить где-нибудь наверху, чтобы облегчить себе спуск. Ле Рантек прекрасно справился с этой задачей: он благополучно спустился, держась за веревку, и принес потерянные фонари. Теперь мы осмотрели место, куда попали. Это был большой круглый зал с гладкими блестящими стенами. Туннель, по которому мы спустились, продолжался и по ту сторону зала. Наши двенадцать фонарей осветили это подобие склепа, и теперь мы могли получше разглядеть друг друга. Наши платья, наши лица — все было залеплено грязью. В перемазанных и порванных плащах, в сапогах, отяжелевших от налипшей глины, с мертвенно-бледными лицами — эту бледность еще подчеркивал свет фонарей, — с всклокоченными волосами и расширенными глазами, мы представляли собой весьма нелепое и жалкое сборище. Наверно, мы выглядели довольно комично, но никто и не думал смеяться. Аберо посмотрел на часы и сообщил: