Облетая солнце - [128]

Они стартовали в отличную погоду и перелетали с места на место в течение нескольких дней, пока не достигли деревни Мболо. Там у подножия холма жил друг Дениса Вернон Коул. Вернон был комиссаром округа. У него был сын Джон, который был без ума от Дениса и старался во всем подражать ему, и жена Хильда, ожидавшая второго ребенка. Вернон и его семья угостили Дениса вкусным обедом и с упоением слушали его рассказ о том, как ему удалось выследить слонов именно там, где он и подозревал.

— Я их сразу нашел. Они паслись у реки, — сообщил он. — Сэкономил недели поиска. Всего несколько минут — и готово.

На следующее утро Денис и Камау снова поднялись в воздух, на этот раз направляясь домой. Хильда дала им с собой целый бушель толстокожих кенийских апельсинов. Камау держал связку фруктов на коленях, когда Денис включил мотор, пропеллер застрекотал, и «Мос» задрожал, но двинулся, побуждаемый волей Дениса, сжимающего дроссель. Денис поднял машину в воздух и дважды облетел ферму прежде, чем исчез из вида.

Я спала в коттедже, когда Рута разбудил меня, постучав в дверь.

— У тебя есть новости от бедара? — спросил он.

— Нет, — ответила я резко. — С чего вдруг?

— Не знаю, — ответил он. Однако Рута явно догадывался. Чувствовал, как и Том.

Помахав ярко-желтыми крыльями, «Мос» скользнул вниз и исчез из вида. Денис назвал свою машину «нзиге», что на местном наречии обозначало «саранча», — быстрая, легкая, как ветер, и такая же невозмутимая. Казалась, такая чудесная машина должна летать вечно, — впрочем, как и Денис. Но уже через милю полета, по причине, так и оставшейся неизвестной, машина начала терять высоту. Возможно, он повредил основной трос или неправильно определил направление ветра. Может быть, сделал слишком резкий маневр и потерял контроль над несколькими системами. Как бы то ни было, но его машина врезалась почти вертикально в каменистую почву недалеко от холма Мвакангале и взорвалась. Пламя объяло самолет в считаные секунды. Когда, заметив дым, Коулы поспешили на помощь, они увидела на месте аварии только несколько обгорелых фрагментов. Тело Дениса сгорело практически полностью. От его слуги также практически ничего не осталось. «Мос» представлял собой груду обломков. И только горстка почерневших апельсинов на обугленной земле да тонкий томик стихов с обугленными страницами, выброшенный из кабины во время аварии, — вот все, что осталось.

Потрясенная Хильда Коул упала на колени, согнувшись пополам. Позднее у нее случился выкидыш — она потеряла ребенка. Так это страшное утро в Вои унесло не две, а сразу три жизни. Три души отправились в мир иной. По счастью, я избежала печальной участи.

Глава 61

Карен похоронила Дениса на ферме — как он того и хотел. На вершине холма Ламвия, одного из самых высоких в Нгонской гряде. Склон был настолько крутой, что гроб с трудом доставили к месту захоронения. Карен шла впереди и во время церемонии стояла рядом с могильной ямой. Когда Дениса опускали, я заметила, что внутри глина столь ярко-красного цвета, что напоминает рваную рану. Я стояла в общей группе друзей, оцепенев от горя, так что едва могла говорить.

День выдался на удивление яркий и светлый. Бросишь взгляд вниз с холма — красновато-золотистый склон, поблескивая, скатывался в желтеющую травой равнину. Дорога бледной паутинкой вилась вдалеке, уходя за горизонт, и терялась в облаках. Она напоминала извивающуюся тонкую змею, стремительно уползающую в сторону Килиманджаро. Вокруг могилы Дениса буйно росла трава. Пара горделивых орлов парила над нами, описывая круги. Их тени скользили по траве, рисуя причудливые фигуры.

Попрощаться с Денисом приехали его друзья, знакомые, помощники со всех концов страны. Из Найроби и Джилджила, из Элдорета и с озера Найваша. Сомалийцы и аборигены-кикуйя, белые жители высокогорий, охотники, носильщики, странники, поэты. Все они любили Дениса и восхищались им. Он всегда оставался самим собой, и его уважали за это, как уважали орлов за то, что они — орлы, а траву за то, что она — трава.

Отслужили короткую службу. Карен стояла неподвижно, низко опустив голову. Мне очень хотелось подойти к ней, ведь я была единственным человеком, кто ощущал потерю так же остро, как и она. А она была единственной, кто мог понять бездонную глубину моего горя. Однако теперь она считалась официальной вдовой Дениса, признанной всеми. Пока он был жив, превратности судьбы разлучили их, но после его смерти она вернула все, что утратила, с лихвой. Никто не смел усомниться в ее праве, все знали, как горячо она любила Дениса. Больше того, она имела все основания назвать его «мой Денис». Она, конечно, обессмертит его, написав о нем книгу, и на страницах повествования опишет все так, что скрепит себя с ним навеки нерасторжимыми узами. И в этом произведении никто не найдет упоминания обо мне.

Так же как и Карен, я уже не могла больше плакать, у меня не осталось слез. Но горе, сжимавшее сердце, нашло неожиданный выход. Когда церемония закончилась и друзья Дениса начали спускаться с холма вниз, я задержалась, чтобы взять горсть красной глины с его могилы. Я сжала в руке осыпающийся комок — прохладный, липкий, похожий на сгусток крови. И очень, очень древний. А затем разжала пальцы. Что ж, пусть даже печаль Карен дает ей какие-то особые права на Дениса, пусть даже ее любовь к нему общепризнанна и возвеличена теперь его смертью — я вовсе не старалась ее превзойти. Я не соревновалась с ней — я вдруг неожиданно поняла это. Я и Денис — мы оба, подобно Икару, отважно устремлялись к солнцу и падали на землю, чувствуя на губах горьковатый вкус пыли, воска и разочарования. Денис не принадлежал ни ей, ни мне. Он никому не принадлежал и никогда принадлежать не будет.