Облава на волков - [170]

Так вот и боролись во мне один Киро с другим Киро. Один думает так, а другой — этак. Дальше все было как во сне. Я понимал, что не след это делать, и все же делал. Я не собирался кончать с собой, а шел из села для этого. В голове крутилась одна мысль: только смерть разрубит этот узел. Откуда пришла ко мне эта мысль и почему, не знаю, но я повторял ее про себя, пока копал яму. Раньше мне часто снилось, что меня закапывают живьем, и я очень мучился во сне. А теперь я делал это сам и не боялся. Мне было страшно, но я не боялся. На сердце было легко и спокойно, что-то сладостное разливалось по жилам. А когда я закопал себя до пояса, то подумал, что могу испугаться и начать себя раскапывать, поэтому я забросил заступ и мотыгу подальше. Я знал, что теперь никто меня не найдет и не спасет, и на душе стало хорошо и покойно. Может, и в Марчо боролись два человека, может, и он что-то отбросил подальше от себя, чтобы отрезать себе путь назад?»

Метель принесла какой-то неясный, рваный крик, который перешиб его мысли. Он прислушался, посмотрел вперед и увидел Стояна Кралева, до пояса утонувшего в снегу. Он узнал его по ушанке, у которой уши не завязывались и болтались по сторонам, как крылья.

— Сюда, сюда-а-а!

Стоян Кралев крикнул еще раз и снова исчез за деревьями — видно, сбился с пути. И тогда Киро Джелебов вспомнил, в который уже раз, но, как ему показалось, с новыми подробностями, их встречу у конюшни в то утро, когда в его душе вдруг вспыхнула страшная, непреодолимая ненависть к этому человеку. Он и раньше его ненавидел, особенно с тех пор, как тот лишил сыновей возможности получить образование, но вместе с тем старался оправдать его в собственных глазах как должностное лицо, которое лишь выполняет полученные свыше распоряжения, так что ненавидел он не столько Стояна Кралева, сколько вообще установленные партией порядки.

В то утро, проведя всю ночь без сна, он еще до рассвета пошел к лошадям. Они помещались в заброшенном сарае на околице, временно приспособленном под конюшню. В глубине неогороженного двора стояло несколько повозок. Одна была разрисована яркими красками и потому выглядела совсем новенькой, а в кузове ее было укреплено старое кожаное сиденье, взятое с бракованного грузовика или другой машины. На ней ездил Стоян Кралев — в поля, в соседние села, а иногда и в город. Киро заметил его, только когда прошел мимо расписной повозки, — Стоян положил на сиденье портфель, а сам стоял, опершись о борт.

— Доброе утро! Я, верно, опоздал, — сказал Киро, и сердце его от этой внезапной встречи почему-то сжалось.

— Ты не опоздал, это я пришел раньше обычного, хочу на автобус во Владимирово успеть. С утра пораньше в окружной комитет вызывают.

— Сейчас запрягу! — сказал Киро и пошел в конюшню.

Он вынес хомуты, потом вывел лошадей и стал запрягать. Стоян Кралев все еще стоял молча, опираясь о борт и глядя куда-то в сторону. Когда все было готово, он легко вскочил в повозку и сел на переднее сиденье. Почувствовав поводья в его руках, лошади было тронули, но он остановил их и повернулся к Киро Джелебову.

— Смотри-ка, чуть не забыл. Поздравляю со снохой!

— Какой снохой?

— Будто не знаешь, что твой сын Марко женился на немке? — Лицо Стояна Кралева, выбритое до синевы, побледнело, вытянулось и стало особенно неприятным.

— Ничего такого не знаю, — сказал Киро Джелебов, и у него перехватило горло.

— Не знаешь, так узнаешь.

Стоян Кралев стегнул лошадей, но вскоре они остановились, и тогда Киро увидел, что прогнившие ворота закрыты. Он подбежал к воротам, открыл их и встал за створкой.

— Мы с тобой еще поговорим! — сказал Стоян Кралев, когда повозка выезжала со двора.

«Ко всему прочему еще и ворота ему открывай, как слуга», — подумал Киро, спазм в горле чуть не задушил его и горячей волной разлился по телу. В этот именно миг он испытал страшную, испепеляющую ненависть к Стояну Кралеву, ненависть такую сильную и неподвластную его воле, что он испугался, как бы разум не отказал ему и он не накинулся на Стояна. «Я убью его», — подумал он, и эта мысль так прочно засела в его голове, что и сейчас, стоя в засаде, не замечая ни холода, ни метели, он с болезненным наслаждением вспоминал мельчайшие подробности той утренней встречи… Солнце показалось над горизонтом, словно половинка хорошо выпеченного каравая, под ним синели поля, прохладные и пустые, какая-то птица стремительно перечеркнула розовую полоску рассвета, а Стоян Кралев, выезжая в ворота, на миг закрыл своим телом огненную половинку солнца. Правая лошадь отбросила ногой камешек, и Киро заметил, что с левой передней ноги у нее упала подкова. «Лошадь-то босая, как же это я не заметил», — подумал Киро, и взгляд его скользнул по задней стенке, на которой была нарисована княгиня Райна[29] с зеленым знаменем и саблей в руках, потом остановился на затылке Стояна Кралева, коротко подстриженном и почти закрытом фуражкой. Лошади взяли рысью, и Киро смотрел, как уменьшается спина Стояна Кралева и как его раздутый портфель подпрыгивает на заднем сиденье. Повозка налетела на большое гусиное стадо. Один гусенок попал под ноги лошадей, заметался меж колес и через мгновенье выскочил из облака пыли невредимый, но напуганный и в слезах. Две старые гусыни тотчас накинулись на него с бранью и заколошматили клювами по его спине. Киро понимал их язык не хуже, чем человеческий, и, хотя сам был не в себе, невольно прислушался к тому, что старые гусыни внушали гусенку: «Что ж ты не бережешься, что зеваешь по сторонам, ведь раздавят тебя или искалечат!» И выволочка продолжалась, пока они вели гусенка к стаду. Потом Киро снова перевел взгляд на повозку и увидел, как Минчо Найденов, который должен был отвезти Стояна на автобусную остановку, вскочил в нее на ходу и взял поводья, а Стоян Кралев пересел на заднее кожаное сиденье.