Облава - [18]
«Знаю я эти штучки, — говорил он про себя, — сыт ими по горло, — пошли они все к чертовой матери! Об этом можно сказать в двух словах, а их хлебом не корми, дай покопаться в мелочах. Можно же сказать коротко: та фаза прошла, быльем поросли, пылью покрылись все эти Сименсы, Рокфеллеры, Детердинги… Сейчас другое: огненные кресты, сапог, Геринг и ку-клукс-клан, капитал блиндированный и фашизированный, а не финансовый. Гидра — не капитал! — глотает других гидр, другие страны вместе с их армиями и железобетонными линиями, думая обеспечить себя на вечные времена. Да что толку! Не может она себя насытить, потому что, чем больше жрет, тем больше есть хочет. Я мог бы порассказать много чего любопытного, но лучше помолчать. Я пьян, и сейчас главное не разглагольствовать, а бороться — и это будет последний и решительный бой! И если не ошибаюсь, как раз из-за того мы и сидим здесь так мило…»
Ладо сомкнул веки и забылся. Потом, открыв глаза, напряженно вглядываясь, он вспоминает: яма, земля снизу, сверху, со всех сторон, снег по колено покрыл и православную землю и мусульманскую, и теперь не отличишь, где какая. Наверху поросшая лесом гора Орван, внизу зияет долина Караталих. Уж очень ему нравится это название «Караталих» — так и веет от него древним Востоком, на турецком и арабском языке это слово означает: «Черный талан». В минуту пьяного восторга весь мир начинает казаться воплощением гармонии, сейчас Ладо уверен, что и долина находится в полном согласии со всем прочим. Внизу раскинулся мир жалкой, обманчивой, иллюзорной и злосчастной человеческой юдоли, а высоко над ним, между небом и землей, парит их замок — идеал товарищества, надежд и осуществимых снов светлого и не такого уже далекого счастья…
Восторг быстро прошел — потускнели, развеялись розовые мечты, их сменили мрачные мысли. «Даже наше товарищество не до конца искренне, — подумал он, — хотели напоить меня, а потом вволю потешиться. Э, не выйдет! Не позволю!..» Тут подкралась мысль о Неде, но он тряхнул головой и отогнал ее. «Правда, и бесклассовое общество, — продолжал он про себя, — которое должно образоваться после революции, внушает мне подозрение: уж слишком напоминает оно рай христиан и маздеистов[11], который, согласно пророчествам, воцарится после Страшного суда. Не очень-то мы отличаемся от старых перемешавшихся вер, которые из века в век, и всегда без толку, выкрадывали друг у друга полюбившиеся лозунги. И мы провозгласили своих святых, есть у нас и мученики, и аскеты; наконец и нас загнали в катакомбы, а это значит, что мы победим. Эта вот катакомба сделана искусно, но нам она не поможет. Те, которые придут после нас, превратят ее в охотничий домик, или кому-нибудь придет мысль основать в ней маленький музей для туристов. Выставят на обозрение наши изломанные, заржавелые винтовки, наши зацветшие от сырости книги и повесят в ряд несколько фотографий на манер иконостаса в сельской церкви. Иван Видрич, если его снять вот так, с бородой, мог бы отлично сойти за Христа…»
Ладо раскис, голова его упала на грудь. Несколько мгновений он отдыхал в близком ко сну забытьи. Как приятно лежать и ни о чем не думать! Но Ладо знает, что, если продлить это состояние, снова придут мысли о Неде, и он начнет раскаиваться — сначала в том, что связался с ней, потом в том, что бросил ее. Чтоб избавить его от этого, сидящий в нем занозистый бес шепнул ему на ухо из вороха давно забытого:
Ладо не терпел глумления, и порой его доводили до бешенства подлые сплетни о тех, кто не может защититься. А сейчас, в пьяном воодушевлении, которое снова на него нашло, песенка показалась ему довольно остроумной: сердар девятнадцатого века пытается соблазнить киноактрису двадцатого, словом, черногорский вариант рыцаря Ламанчского:
Волна восторга прокатилась и улеглась, оставив после себя неприятный осадок. Минутное веселье исторгло ядовитые испарения. «Лютые берданки, — подумал он, — давно уже отжили, всюду вызывают смех и только у нас еще остаются единственным украшением. Нет у нас ничего, кроме редких ключей с ледяной водой, к которым и осла не заманишь. Нет и нет — сто лет, двести лет — ничего нет, хоть шаром покати. Голый камень, горсть травы, хлеб, загубленный сушей. Худосочный скот, дикие чабаны, которые промышляют грабежом. Земля не родит, а люди не умеют взяться за дело, да и времени на то нет. А если кто попытается, все, кому не лень, — визири из Скадара, паши из Боснии и Румелии, кесари из Вены, — обрушиваются на него, глумятся над ним, преследуют: держи его, бей дурня, чтоб неповадно было селиться там, где никто не живет, и хотеть того, что никто не может!.. Да и мы не лучше: задумали делать революцию, а рабочих нет; опираемся на крестьянина, а он при первой опасности предает нас, перекидывается на сторону противника и выжидает, когда нас занесет снегом, чтобы перебить, как куниц в норе. Очень не нравится мне эта нора, и как только меня угораздило сюда попасть?»
Михаило Лалич — один из крупнейших писателей современной Югославии, лауреат многих литературных премий, хорошо известен советским читателям. На русский язык переведены его романы «Свадьба», «Лелейская гора», «Облава».Лалич посвятил свое творчество теме войны и борьбы против фашизма, прославляя героизм и мужество черногорского народа.В книгу включены роман «Разрыв» (1955) и рассказы разных лет.
Алексей Николаевич Леонтьев родился в 1927 году в Москве. В годы войны работал в совхозе, учился в авиационном техникуме, затем в авиационном институте. В 1947 году поступил на сценарный факультет ВГИК'а. По окончании института работает сценаристом в кино, на радио и телевидении. По сценариям А. Леонтьева поставлены художественные фильмы «Бессмертная песня» (1958 г.), «Дорога уходит вдаль» (1960 г.) и «713-й просит посадку» (1962 г.). В основе повести «Белая земля» лежат подлинные события, произошедшие в Арктике во время второй мировой войны. Художник Н.
Эта повесть результат литературной обработки дневников бывших военнопленных А. А. Нуринова и Ульяновского переживших «Ад и Израиль» польских лагерей для военнопленных времен гражданской войны.
Владимир Борисович Карпов (1912–1977) — известный белорусский писатель. Его романы «Немиги кровавые берега», «За годом год», «Весенние ливни», «Сотая молодость» хорошо известны советским читателям, неоднократно издавались на родном языке, на русском и других языках народов СССР, а также в странах народной демократии. Главные темы писателя — борьба белорусских подпольщиков и партизан с гитлеровскими захватчиками и восстановление почти полностью разрушенного фашистами Минска. Белорусским подпольщикам и партизанам посвящена и последняя книга писателя «Признание в ненависти и любви». Рассказывая о судьбах партизан и подпольщиков, вместе с которыми он сражался в годы Великой Отечественной войны, автор показывает их беспримерные подвиги в борьбе за свободу и счастье народа, показывает, как мужали, духовно крепли они в годы тяжелых испытаний.
Рассказ о молодых бойцах, не участвовавших в сражениях, второй рассказ о молодом немце, находившимся в плену, третий рассказ о жителях деревни, помогавших провизией солдатам.
До сих пор всё, что русский читатель знал о трагедии тысяч эльзасцев, насильственно призванных в немецкую армию во время Второй мировой войны, — это статья Ильи Эренбурга «Голос Эльзаса», опубликованная в «Правде» 10 июня 1943 года. Именно после этой статьи судьба французских военнопленных изменилась в лучшую сторону, а некоторой части из них удалось оказаться во французской Африке, в ряду сражавшихся там с немцами войск генерала де Голля. Но до того — мучительная служба в ненавистном вермахте, отчаянные попытки дезертировать и сдаться в советский плен, долгие месяцы пребывания в лагере под Тамбовом.
Ященко Николай Тихонович (1906-1987) - известный забайкальский писатель, талантливый прозаик и публицист. Он родился на станции Хилок в семье рабочего-железнодорожника. В марте 1922 г. вступил в комсомол, работал разносчиком газет, пионерским вожатым, культпропагандистом, секретарем ячейки РКСМ. В 1925 г. он - секретарь губернской детской газеты “Внучата Ильича". Затем трудился в ряде газет Забайкалья и Восточной Сибири. В 1933-1942 годах работал в газете забайкальских железнодорожников “Отпор", где показал себя способным фельетонистом, оперативно откликающимся на злобу дня, высмеивающим косность, бюрократизм, все то, что мешало социалистическому строительству.
Образ Христа интересовал Никоса Казандзакиса всю жизнь. Одна из ранних трагедий «Христос» была издана в 1928 году. В основу трагедии легла библейская легенда, но центральную фигуру — Христа — автор рисует бунтарем и борцом за счастье людей.Дальнейшее развитие этот образ получает в романе «Христа распинают вновь», написанном в 1948 году. Местом действия своего романа Казандзакис избрал глухую отсталую деревушку в Анатолии, в которой сохранились патриархальные отношения. По местным обычаям, каждые семь лет в селе разыгрывается мистерия страстей Господних — распятие и воскрешение Христа.
Историю русского военнопленного Григория Папроткина, казненного немецким командованием, составляющую сюжет «Спора об унтере Грише», писатель еще до создания этого романа положил в основу своей неопубликованной пьесы, над которой работал в 1917–1921 годах.Роман о Грише — роман антивоенный, и среди немецких художественных произведений, посвященных первой мировой войне, он занял почетное место. Передовая критика проявила большой интерес к этому произведению, которое сразу же принесло Арнольду Цвейгу широкую известность у него на родине и в других странах.«Спор об унтере Грише» выделяется принципиальностью и глубиной своей тематики, обширностью замысла, искусством психологического анализа, свежестью чувства, пластичностью изображения людей и природы, крепким и острым сюжетом, свободным, однако, от авантюрных и детективных прикрас, на которые могло бы соблазнить полное приключений бегство унтера Гриши из лагеря и судебные интриги, сплетающиеся вокруг дела о беглом военнопленном…
«Равнодушные» — первый роман крупнейшего итальянского прозаика Альберто Моравиа. В этой книге ярко проявились особенности Моравиа-романиста: тонкий психологизм, безжалостная критика буржуазного общества. Герои книги — представители римского «высшего общества» эпохи становления фашизма, тяжело переживающие свое одиночество и пустоту существования.Италия, двадцатые годы XX в.Три дня из жизни пятерых людей: немолодой дамы, Мариаграции, хозяйки приходящей в упадок виллы, ее детей, Микеле и Карлы, Лео, давнего любовника Мариаграции, Лизы, ее приятельницы.
В романе известного венгерского писателя Антала Гидаша дана широкая картина жизни Венгрии в начале XX века. В центре внимания писателя — судьба неимущих рабочих, батраков, крестьян. Роман впервые опубликован на русском языке в 1936 году.