Облако желаний - [9]
Ван Ыок была согласна. Бедной Шарлотте Бронте сначала даже пришлось использовать мужской псевдоним – Каррер Белл, чтобы книгу напечатали. Настолько бесправными были тогда женщины.
У Ван Ыок вошло в привычку мысленно обращаться к Джейн, когда ей хотелось набраться мужества или происходила какая-то несправедливость. Она задавала себе вопрос: «А как бы поступила Джейн?» Как будто Джейн жила в доме по соседству. Или скромно пыталась влиться в компанию одноклассников – бедная девочка в школе для богатеев. Она часто задумывалась о том, что бы сделала или сказала Джейн и что ей самой стоит сделать или сказать в той или иной ситуации. Ван Ыок вспомнила Ника Спэрроу, и ее опять охватило раздражение. Однажды ей хватит смелости сказать то, что сказала бы в подобном случае Джейн.
Вслух.
Она взяла это себе на заметку.
Пообещала, что так и будет.
5
Ее ba, отец, как раз заканчивал готовить ужин, когда Ван Ыок вышла из-под гипноза неевклидовой геометрии. Это было одно из его особенных блюд – рыба с розовым перцем, имбирем и кориандром. Когда он готовил его, то всегда говорил одно и то же: «Кто-то покупает этот перец в дорогих магазинах. Но не мы».
– Не мы, – повторяла Ван Ыок.
– Нет, мы идем на берег реки, – говорил он. – Потому что мы знаем…
– Мы знаем, где растет перец.
И она улыбалась, спрашивая себя, как много раз уже повторялся этот диалог.
Родители отца выращивали овощи и фрукты на продажу, и папа готовил лучше мамы. Если они выходили на прогулку, то он всегда подмечал еду, которую можно было собрать: дикий лук, расторопшу, амарант и рукколу вдоль трамвайных путей; лимоны и сливы, свисающие через заборы на узких улочках; шинус у извилины реки в пяти минутах ходьбы от их дома. Рядом с шинусом он посадил rau răm, вьетнамский кориандр, и тот рос в изобилии. Более капризный вид кориандра они посадили дома в горшки, которые поставили на кухонный подоконник.
В половине двенадцатого, когда родители спали уже часа два как, Ван Ыок тихонько проскользнула на кухню, чтобы сделать себе поздний холодный «Майло»[8] (к которому пристрастилась во время учебы в «Маунт Фэрвезер»). Вся домашняя работа была сделана, осталось лишь подшлифовать задание по литературному мастерству.
Она размешивала напиток, вдыхая солодовый аромат и слушая, как звякают кубики льда о стенки стакана, и таращилась на изломанное отражение в окне над столом.
Весь ее здравый смысл подсказывал ей, что Билли Гардинер скорее всего – а еще лучше, точно – поведет себя так, как вел со всеми остальными на протяжении тех двух лет, что она наблюдала за ним, и скорее всего, а еще лучше, точно, он задумал для нее какую-то грубую шутку… и тут ее словно громом поразило – Ван Ыок вспомнила про желание. То глупое, легкомысленное, загаданное совершенно случайно желание…
Потому что… потому что его странное поведение, которое началось как раз со вчерашнего занятия – которое она приняла – принимала – за подготовку злой шутки, – могло быть вызвано (ой!) желанием, в котором она загадала понравиться Билли. Ван Ыок вдохнула напиток, вместо того чтобы выпить, и поперхнулась. Какие слова она использовала, когда загадывала желание? Чтобы он предпочел ее всем девчонкам в мире, чтобы считал потрясающей? Нет. Нет-нет-нет. Ей было стыдно даже допустить эту мысль. Но все же как еще объяснить, что он с такой горячностью принялся защищать ее, сказав, что она австралийка? Конечно, это немного раздражало Ван Ыок, потому что это такое автоматическое право – быть австралийцем, и пусть у Билли были самые доблестные намерения отвести от нее противное «эмигрант», не менее раздражительное, потому что оно автоматически вызывало предположения о низком социальном статусе, но с другой стороны…
Она не верила ни в фей, ни в зомби, ни в вампиров, ни в Санта-Клауса – как и в волшебные желания. Вся эта ерунда годилась для детей. Ван Ыок выпила еще немного «Майло», собрав ложкой холодные хрустящие кусочки льда с поверхности. А потом уже в сотый раз заглянула в свой пенал. Маленькая стеклянная колбочка ну точно не могла вот так взять и исчезнуть. Она провела пальцем по внутреннему шву, под молнией, а затем высыпала все содержимое на стол. Нет, ее по-прежнему нигде не было.
Желания – они ненастоящие.
Ненастоящие и все.
Поправка.
Желания были настоящими.
И иногда желания исполнялись.
Желания исполнялись, потому что волшебство существует.
Чтобы вернуть себе связность рассуждений, Ван Ыок решила попробовать что-нибудь написать; особенно после сегодняшнего разговора про эмигрантов и маленького разочарования, когда она так и не смогла ничего сказать тем азиатским подросткам… ей так хотелось при случае находить остроумные ответы и произносить их вслух, а не просто подумать про себя.
Откуда ты?
Из Австралии, как и ты, тупица.
Нет, откуда ты на самом деле?
Ты вообще слушаешь? Мои родители родились во Вьетнаме, но они тоже граждане Австралии.
Вау, эта еда выглядит так интересно и необычно, тебе повезло!
Так мы едим дома. Попробуй отступить от этого повсеместного западного взгляда на жизнь. Не во всем мире стандартным ланчем будет сэндвич.
Ты горячая азиаточка. Ты такая умная, как все азиаты.
Шестнадцатилетняя Сибилла оказывается в диких условиях – в прямом смысле! Частная школа, в которой она учится, отправляет учеников на природу. Целый семестр вдали от цивилизации – без мобильников, любимых книг и простых удобств. Такая жизнь кого хочешь доведет до истерики, а уж неуверенную в себе старшеклассницу, переживающую первую влюбленность, и подавно. Ситуация усложняется, когда в безумный, но знакомый мир Сибиллы врывается Лу. Новенькая не горит желанием играть по правилам стаи и с кем-то дружить.
Дебютный роман Влада Ридоша посвящен будням и праздникам рабочих современной России. Автор внимательно, с любовью вглядывается в их бытовое и профессиональное поведение, демонстрирует глубокое знание их смеховой и разговорной культуры, с болью задумывается о перспективах рабочего движения в нашей стране. Книга содержит нецензурную брань.
Роман Юлии Краковской поднимает самые актуальные темы сегодняшней общественной дискуссии – темы абьюза и манипуляции. Оказавшись в чужой стране, с новой семьей и на новой работе, героиня книги, кажется, может рассчитывать на поддержку самых близких людей – любимого мужа и лучшей подруги. Но именно эти люди начинают искать у нее слабые места… Содержит нецензурную брань.
Автор много лет исследовала судьбы и творчество крымских поэтов первой половины ХХ века. Отдельный пласт — это очерки о крымском периоде жизни Марины Цветаевой. Рассказы Е. Скрябиной во многом биографичны, посвящены крымским путешествиям и встречам. Первая книга автора «Дорогами Киммерии» вышла в 2001 году в Феодосии (Издательский дом «Коктебель») и включала в себя ранние рассказы, очерки о крымских писателях и ученых. Иллюстрировали сборник петербургские художники Оксана Хейлик и Сергей Ломако.
Перед вами книга человека, которому есть что сказать. Она написана моряком, потому — о возвращении. Мужчиной, потому — о женщинах. Современником — о людях, среди людей. Человеком, знающим цену каждому часу, прожитому на земле и на море. Значит — вдвойне. Он обладает талантом писать достоверно и зримо, просто и трогательно. Поэтому читатель становится участником событий. Перо автора заряжает энергией, хочется понять и искать тот исток, который питает человеческую душу.
Когда в Южной Дакоте происходит кровавая резня индейских племен, трехлетняя Эмили остается без матери. Путешествующий английский фотограф забирает сиротку с собой, чтобы воспитывать ее в своем особняке в Йоркшире. Девочка растет, ходит в школу, учится читать. Вся деревня полнится слухами и вопросами: откуда на самом деле взялась Эмили и какого она происхождения? Фотограф вынужден идти на уловки и дарит уже выросшей девушке неожиданный подарок — велосипед. Вскоре вылазки в отдаленные уголки приводят Эмили к открытию тайны, которая поделит всю деревню пополам.
Генерал-лейтенант Александр Александрович Боровский зачитал приказ командующего Добровольческой армии генерала от инфантерии Лавра Георгиевича Корнилова, который гласил, что прапорщик де Боде украл петуха, то есть совершил акт мародёрства, прапорщика отдать под суд, суду разобраться с данным делом и сурово наказать виновного, о выполнении — доложить.