Ее труп лежал среди разбитых столов у эстрады, облепленный окровавленным холстом. Лицо было все перекошено и разбито, как у того портрета, что Мануэль пытался вырезать в туче.
Ван Эйка мы нашли в клочьях навеса. Он повис в путанице проводов, захлестнутый за шею гирляндой лампочек. Провода чудом не оборвались, и лампочки расцвечивали бледное мертвое лицо разноцветными бликами.
Я склонился над перевернутым «Роллс-Ройсом», сжал плечи Беатрисы.
— А Нолана нет — не видно ни куска его планера.
— Несчастный… Реймонд, ведь это он привел сюда смерч! Он управлял им…
По мокрой веранде я вернулся к телу Леоноры и прикрыл его обрывками холстов — ее же растерзанными лицами.
Я увез Беатрису в студию Нолана, в пустыню у подножия Коралла D. Мы ничего больше не слышали о Нолане и никогда не поднимались в воздух. Слишком много воспоминаний несут облака…
Три месяца назад случайный проезжий, заметив ветшающие за студией планеры, остановился у Коралла D и зашел к нам. Он рассказал, что видел над Красным берегом планериста, вырезавшего из облаков гирлянды и детские лица. Как-то раз тот вырезал голову карлика.
Это, по-моему, как раз в духе Нолана, — так что, пожалуй, он вырвался тогда из объятий бури.
По вечерам мы с Беатрисой сидим среди поющих статуй, внимая их голосам и глядя, как легкие облака собираются над Кораллом D. И ждем, что ветер принесет человека в темнокрылом планере (или теперь он будет раскрашен карамельными полосами?) и тот вырежет нам облачных единорогов и морских коньков, карликов, гирлянды и детские лица…
