Облачно, с прояснениями - [38]

— У тебя есть большая банка? — спрашивает Петька.

— Пойду поищу, — отвечает Ляля и идет на кухню.

Возвращается с большой трехлитровой банкой из-под маринованных огурцов.

— Годится?

— Пока да, — отвечает Петька. — Вообще-то нужно купить аквариум, это такой круглый стеклянный шар. Небось видела где-нибудь?

Ляля отрицательно мотает головой.

Мне становится жаль Петьку, его бескорыстного стремления угодить Ляле, хотя бы чем-то порадовать ее.

— Я видела, — говорю. — Где он продается?

— Сам куплю, — отвечает Петька. — Сегодня их не было, но на днях они появятся.

— Кто — они? — деликатно спрашивает Юра.

Петька не удостаивает его ответом.

— Наверно, аквариумы, — отвечает за Петьку сердобольная Ляля.

Она, должно быть, тоже все как есть поняла, ей и смешно и в то же время немного не по себе. Она не выносит, когда над кем-то насмешничают, и обычно всегда становится на сторону обиженного.

Ляля осторожно переливает воду с рыбками в банку, оборачивается к Петьке:

— Спасибо, Петя, теперь все в порядке.

— Красивые, правда? — Петька широко улыбается. До чертиков доволен, что сумел угодить Ляле.

— Очень!

— Смотри, самец, он весь переливается: то голубой, то красный, а самка — она серенькая, страшненькая.

— Как в жизни, — вмешивается Юра. — Мужчина хочет прельстить женщину, он и так старается, и этак, лишь бы понравиться ей, даже рыбок иногда купит, только бы она взяла…

Юра откровенно смеется. Ляля отворачивается, чтобы не обидеть Петьку, потому что не может удержаться от улыбки. И я тоже не могу удержаться — смеюсь. А Петька растерян.

Не знаю, чем бы это все кончилось, если бы не пришел с работы Алексей Кириллович.

— Это что? Гуппи? — спрашивает он.

Петькина курносая, слегка покрытая веснушками рожица светлеет, словно на нее упал солнечный луч. Он победно оглядывает всех нас:

— Ну, что скажете?

Должно быть, ему хотелось как-то уязвить Юру, только он не знал, как это сделать, и он говорит:

— Вот оно как…

— Да, это гуппи, — продолжает Алексей Кириллович. — Кстати, очень полезные рыбешки.

— Чем же полезные? — спрашиваю я. — Такие-то капельки?

— Они играли большую роль в борьбе с желтой лихорадкой в Индии, — отвечает он. — Вот эти самые капельки поедали личинки всех малярийных комаров.

Ляля с гордостью говорит:

— Мой дедушка — как Большая советская энциклопедия. Все всегда знает…

— Читал когда-то, вот оттого и знаю.

— Можно читать и ничего не запомнить, — говорит Петька и при этом бесстрашно глядит на Юру. — Ведь так очень часто бывает, не правда ли?

— Бывает, — говорит Ляля.

А Юра, словно бы ничего не поняв, ничего не заметив, говорит ей:

— Имей в виду, надо теперь подумать, как кормить этих самых гуппи. Мало тебе мороки с Редькой, теперь давай начинай заботиться о гуппи.

— И буду, — отвечает Ляля. — Дедушка, их как кормить надо?

— По часам, — отвечает Юра. — И сплошь витаминами.

— Хватит! — Ляля машет на него рукой. — Я серьезно спрашиваю.

Петька вынимает из кармана коробочку, ставит ее на стол.

— Вот, — говорит, — это сухой корм. А есть еще живой корм, только он продается на Птичьем рынке. Я тебе в следующий раз куплю…

— Купи, Петя, хорошо? — ласково просит Ляля, и Петька, расцветая от ее слов, высоко вскидывает голову.

По-моему, если бы не мы все, он бы сейчас с удовольствием показал Юре язык.

Я ухожу к себе, Ляля провожает меня до дверей.

— Завтра поеду на Птичий рынок, куплю живой корм…

— Петька же обещал купить…

— Да что вы, — возражает Ляля. — Ему геометрию учить надо, на днях контрольная в их классе, а не по рынкам мотаться.

— У тебя тоже времени не в избытке, — говорю я.

— Ничего, мне легче, чем ему, — отвечает Ляля и закрывает за мной дверь.

* * *

Помню, было ей в ту пору что-то лет десять, и я попросила ее сходить за хлебом.

Ляля, по своему обыкновению, быстро согласилась:

— Мне заодно надо в молочную, купить молока себе и Редьке.

Вернулась вскорости без хлеба и без молока. Прижимает к груди книжку в нарядной обложке. Говорит прочувствованно:

— Подумайте, тетя Ася, их у метро продавали. Там такая очередь…

— Кого продавали у метро?

— Не «кого», а «что». Вот эту книжку. Это сказки Андерсена. И мне досталась почти что последняя.

Я сказала меланхолично:

— Кто покупает сказки, а кто без хлеба сидит.

Ляля тут же спохватилась.

— Я сейчас, — сказала виновато, — одну минуточку! Вы не беспокойтесь, сейчас сбегаю и принесу хлеба.

И, уже стоя в дверях, спросила:

— А вы читали сказки Андерсена?

— Читала, конечно.

— А я нет, я только по радио слышала.

Снова тщательно оглядела книжку, сказала:

— Эту книжку дедушка печатал, он сам мне говорил.

Подумала еще немного, спросила:

— Как думаете, дедушка читал эти сказки?

— Думаю, читал.

— И я теперь целую неделю буду читать сказки!

У меня нет детей. Не удивительно, что я привязалась к Ляле и полюбила ее как родную. Потому, когда я думаю о ней (а думаю я о ней часто и подолгу), мне вспоминаются многие эпизоды, смешные, грустные, занимательные или обыкновенные, но все так или иначе связанные с нею.

Помню, как она тяжело болела стрептококковой ангиной. Лежала в постели, лицо в горячечном румянце, глаза блестят; ставлю ей градусник, шкала чуть ли не до тридцати девяти и семи… Она видит по моему лицу, что я встревожена, спрашивает тихо: