Обитель милосердия [сборник] - [11]

— Джентльмены, покидаю вас, — он поднялся. — Потешный час закончился. И снова — делу время. Деньги будут, высылайте. — Пожал вялые ладони. Никто не остановил его.

В скверике возле троллейбусной остановки, на витой скамейке, сидела пожилая женщина с книгой, а в траве, рядом с ней, копошился мальчуган в панамке.

Игорь Владимирович застыл. За восемь лет, что не видел он свою классную руководительницу, она ощутимо сдала. Мешки под глазами, и прежде заметные, набухли и потемнели, лицо покрылось пигментными пятнышками.

— Здравствуйте, Вероника Капитоновна, — бодро и одновременно чуть томно поздоровался Игорь Владимирович.

— Здравствуйте, — Вероника Капитоновна подняла голову, прищурилась.

Игорь Владимирович выдержал кокетливую паузу. Вероника Капитоновна продолжала всматриваться. Потом глаза её как-то потускнели. Она, похоже, смирилась, что не сможет припомнить этого молодого человека. Однако, боясь обидеть, напряженно ждала.

— А вы, должно быть, всё так же верны шестой школе? — намекнул Игорь Владимирович.

— Была, была верна, — учительница поправила воротничок на подбежавшем малыше. — Теперь уж три года на пенсии… А как вы? — она сбилась смущенно.

«Неужели и впрямь так изменился?» — Игорем Владимировичем овладела досада. Захотелось даже уйти не узнанным, но теперь это было неудобно.

— Ай-я-яй, Вероника Капитоновна! Ученика признавать не хотите. А говорили, будто я у вас из любимчиков.

Смущенная учительница грустно улыбнулась.

— А такого Маргелова помните? — не выдержал Игорь Владимирович. Он улыбнулся широко, готовый принять восторженные извинения. И — посерел: старушка смотрела всё так же старательно и напряженно.

— Да я ж учился у вас! — принялся уговаривать её Игорь Владимирович. — Во всех школьных спектаклях играл. Даже сценарий для выпускного написал. Вы мне, когда аттестат вручали, ещё сказали: «С нетерпением жду твоей первой книги»… Ну, Маргелов же я! — он окончательно сбился. — С Бурханчиком за одной партой сидели!

— Бурханчик! — обрадовалась Вероника Капитоновна. — Да, да, помню! Заходил два года назад. Знаю, что успел защитить диссертацию. Уже завлаб. Очень оказался способный мальчик.

— Вот-вот. А я Маргелов. За партой вместе…

Глаза Вероники Капитоновны наполнились слезами.

— Не помню. С памятью у меня неладно, — она прижала морщинистые руки к вискам и повторила мучительно. — Не помню! Не помню!

— Бабушка! — Малыш, настороженно смотревший на обоих, потеребил ее за рукав. — Тебе же нельзя волноваться! — Насупившись, посмотрел на незнакомца:

— Ей нельзя волноваться!

— Простите, — пробормотал Игорь Владимирович и побрел прочь.

Встреча с учительницей потрясла его. Десятки раз в своих фантазиях он встречался с ней, и всякий раз она шумно, во всеуслышание восхищалась своим неуживчивым, но незаурядным учеником. Она должна была восхищаться им, как прежде. Не могла не восхищаться. И вдруг обнаружилось, что он вовсе вычеркнут из её памяти. Будто и не было.

Всякий раз, мечтая об успехе, о грядущей славе, он представлял своих одноклассников и однокурсников, девочек, на которых когда-то заглядывался безответно. И все они представлялись растерянными, ошеломленными его успехом, сокрушенные оттого, что не оценили прежде. А оказывается, для любого из них есть вещи в тысячу раз более важные, чем Игорек Маргелов. И даже стань он и впрямь знаменитостью, поудивляются в меру и снова погрузятся в дела и заботы. И никто из прежних подруг не бросит ради него мужей, детей, дом и не помчится со слезами раскаяния в гениальные объятия. «Да и не к кому бежать-то. Кончился гений, не начавшись», — горько припомнил он.

…В подъезде, как всегда, слышна была музыка.

Сначала Игорь Владимирович решил, что сестра включила запись фортепьянного концерта. Но, поднявшись на этаж, вдруг осознал, что играет она сама. Он даже остановился от неожиданности. За эти годы так привык к бренчанию рояля в соседней комнате, что воспринимал не как музыку, а как шумовой фон.

И вот сейчас, внезапно поняв, что сестра превратилась в отличную пианистку, он стоял и с недоверчивой улыбкой слушал мелодию Лунной сонаты. И так тихо стало на душе его, такая нежность поднялась к сестре, к матери — ко всем им, что терпят его и страдают из-за него. Захотелось броситься к обеим, обнять, сказать что-то ласковое, примирительное.

Неверными руками открыл он квартиру, распахнул дверь в гостиную. Мать вязала, примостившись возле рояля. Она быстро подняла на сына блестящие глаза, и стало видно, что очень ждала его.

— У нас событие, Игорёк, — начала она.

— Мама, не надо, — не обрывая музыки, потребовала сестра.

— Ну почему же? Он ведь твой брат… Мы тебе не говорили. Но сегодня были на прослушивании у Иохиллеса. Он берет её в свой класс, — всё еще изумленно-радостная, шепнула мать. — Сказал, что удивительное, редкое дарование. Ты представляешь?

— Поздравляю, — сухо произнес Игорь Владимирович и вышел. Счастливое состояние гармонии испарилось вмиг. У себя бросился на диван и вгрызся зубами в подушку.

Дверь скрипнула, и мать боязливо протиснулась внутрь:

— Ты не занимаешься, Игорёк?

Игорь Владимирович не ответил. Мать присела на краешек дивана и осторожно, боясь спугнуть, принялась гладить его волосы.