Обитель - [27]

На полу навзничь лежал Колин, уставившись невидящими глазами во тьму над подвесными мостками. Не было смысла ни проверять пульс, ни спрашивать, пробовали ли делать искусственное дыхание. Мертвого от живого я и так отличу.

Пол вокруг тела был чистый, без следов борьбы. На запястьях и горле маленькие ранки, как от уколов, других повреждений нет. Я оглянулась на Квентина. Тот бледный, с расширенными глазами, смотрел на тело. Я не могла его винить — впервые видеть настоящую смерть всегда тяжело.

— Отойдите, — сказала я, протискиваясь между Питером и Эллиотом. В некоторых случаях я бываю чрезвычайно терпелива, но есть вещи, с которыми чем быстрее разбираешься, тем лучше.

— Тоби… — начал Алекс.

— Отодвинься, — оборвала его я. — И никуда не уходите. Мне будет нужно с вами поговорить.

Все без возражений отошли — Эллиот с выражением легкого облегчения. Я наполовину донья ши, а это значит, что люди ожидают от меня, что я знаю, как поступать с мертвыми. Ведь из всех детей Титании только донья ши умеют «говорить» с мертвецами, получая через кровь доступ к их памяти — в том числе зачастую и к воспоминаниям о том, как они умерли. В мире фейри мы аналог следователей по уголовным делам. Другие расы владеют умением менять облик или разговаривать с цветами — а мы? Мы умеем заимствовать воспоминания и чувствовать кровь, и люди моют руки после наших прикосновений. Не очень-то это справедливо.

Я наполовину донья ши, но еще я наполовину человек. Это сильно подрывает доверие к моим способностям, однако то, что я дочь величайшей из волшебниц, владеющих магией крови, компенсирует мое смертное происхождение. Что называется, повезло. Всю свою жизнь я пытаюсь доказать, что достойна своей матери. Эта сумасшедшая, лживая дура, разумеется, идеальный образец для подражания.

Донья ши не подписывались на должность «мы позаботимся о ваших трупах», но большинство фейри имеют столь малые представления о смерти, что всегда рады, если хоть кто-то возьмет на себя роль посредника. Меня смерть не пугает уже давно, в какой-то момент она просто стала частью меня. Кофе и трупы — это и составляет мою жизнь. Иногда я себя ненавижу.

Я опустилась на колени рядом с телом.

— Квентин, подойди сюда.

— Это правда необходимо?

Мне на мгновение захотелось сказать, что нет. Сильвестр попросил, чтобы Квентин сопровождал меня, а не чтобы я взялась посвящать его в отвратительную реальность магии крови. С другой стороны, я не считаю, что от наших детей следует скрывать правду. Это всегда приводит к обратным результатам.

— Да, необходимо, — ответила я.

На лице Квентина злость боролась со страхом, но все-таки он вздохнул и подошел. Привычка к послушанию оказалась сильнее желания взбунтоваться. Фейри хорошо обучают своих придворных.

— Молодец, — сказала я и сосредоточила внимание на Колине. Наверное, из-за того, что мне за последний год довелось увидеть так много мертвецов, отвращения не было — только жалость. Я вздохнула. — Эх ты, бедняжка.

Я помнила, что за нашими спинами стоят другие люди, но они больше не имели значения — осталось только тело и то, что оно должно было поведать мне.

Цвет кожи Колина под сделанными хной татуировками был нормальный, без признаков цианоза, глаза все еще влажные, пустой взгляд почти живой. Он умер недавно. На лице застыло удивление, но испуга не было, как будто то, что произошло, было сюрпризом, но не неприятным. До тех пор пока этот сюрприз его не убил.

— Тоби…

— Да? — Я приподняла Колину руку, отметив, как легко согнулся локоть. Он достаточно остыл, и трупное окоченение уже должно было начаться, но суставы все еще сохранили подвижность. Это было не нормально. После определенного момента трупное окоченение сменяется расслаблением, но здесь был не тот случай: у тела оставалось нормальное мускульное сопротивление. И все-таки окоченения не было.

— Так что же произошло?

— Я пока не знаю. Помолчите минутку и не мешайте мне работать.

Проколы на запястьях были глубокими, но причиной смерти послужить не могли: кожа вокруг них потемнела лишь чуть-чуть, то есть кровеносные сосуды были почти не повреждены. Из тела может вытечь несколько литров крови, но у Колина ее потеря была совсем незначительной.

Третий прокол располагался ниже линии подбородка, слева. Его окружало колечко запекшейся крови. Никаких других травм визуально не обнаруживалось. Что-то еще было не так с этим телом, но никак не получалось уцепиться взглядом и увидеть, что именно.

Я сдвинула брови.

— Квентин, посмотри на тело. Что с ним не так?

— В смысле, помимо того, что оно мертвое? — спросил тот, слегка заикаясь.

— Я понимаю, что тебе тяжело. Мне тоже было тяжело в первый раз. Но мне нужно, чтобы ты внимательно взглянул и сказал, что видишь.

В первый раз, ха. Мой первый раз был, когда я еще работала на Девина, и один из его деток передознулся в туалете за час до своей очереди дежурить, так что, когда мы его нашли, он еще даже не остыл. Я помогала трем старшим мальчикам затащить его за стойку бара, чтобы там его забрали ночные призраки, и за ту ночь меня стошнило три раза. Но Девин все равно заставил меня отстоять вахту, потому что долг есть долг. Я так и не стала таким жестким наставником, каким был для меня Девин, но многому от него научилась. Одним из самых важных его уроков было то, что вещи трудные и неприятные нужно делать как можно быстрее: встреться лицом к лицу с тем, чего боишься, и преодолей, если сможешь. В конечном счете будет легче, чем откладывать.