Обитатели потешного кладбища - [174]

Шрифт
Интервал

Глупо, глупо, примазаться…

Вазин сразу меня невзлюбил, при первой нашей встрече – ух! я запомнил его брезгливый взгляд – он пил коньячок, в вязаной кофте-безрукавке на деревянных пуговицах, в нарукавниках, важный, седой, сальный воротничок, перхоть… Любит чай с малиновым вареньем, отсюда и запах… мятые брюки, самомнение, церковно-славянские словечки… Он говорил о Домострое с какой-то молодой женщиной, они перебирали церковный календарь, говорили о том, что можно, а чего нельзя в церковные праздники… нужны традиции… зачем писать о Годаре?.. зачем писать о Поплавском?..

Я ковылял по улице Рокетт. Рядом со мной шли манифестанты. Они направлялись к площади Бастилии. Мы текли вместе. Я продолжал прокручивать мою ссору с Вазиным. Я был и доволен, и не доволен собой. Я взмок от нервов и ярости, подмышки и ладони ныли, нога болела, булавки, которыми Мари укрепила разрезанную штанину, натерли кожу на бедре. Я остановился у ниши с фонтаном, чтобы попить, отдышаться, остановить чертовы мысли, я сходил с ума от гнева; я пил, умывался и посматривал по сторонам, только тогда я понял, что иду не в простой толпе, а, можно сказать, принимаю активное участие в настоящем марше, мимо меня шли люди, участливо подмигивали, что-нибудь говорили мне, я кивал им, а сам продолжал думать о своем…

Моя жизнь – череда восхитительных совпадений; я случайно проходил мимо парикмахерской, в которой работала Мари, я ее увидел, она встряхнула волосами, я остановился: большие, слегка раскосые глаза, впадины под скулами, тени на висках… я открыл дверь и вошел… так и хожу, как в сказке, открываю двери лабиринта… меня с детства что-то словно звало или подталкивало, я выбегал из дома, летел не чувствуя ног, задыхался от ветра… мне казалось: передо мной все дороги раскрыты, все мне радуются; этот порыв сохранился во мне, я и сейчас готов бы побежать, но – гипс и костыли… я знаю, что впереди еще будет не одна дорога, и знаю: мне повезло, мне несказанно повезло – Фортуна перенесла меня сюда… я снова в потоке, который меня влечет, кто знает к какой дверце…

О чем мой роман, Роза Аркадьевна?.. обо всем сразу, обо всем… о моей матери, например… В те дни, когда умерла мама, у меня не было никого ближе Парнаха, своими стихами, своими историями он создал в моем воображении Париж… не этот Париж, по которому я иду сейчас, не этот – другой, и не будь его, разве ж оказался бы я здесь? Нет! Меня сюда манили миражи, с которыми мне расставаться не хочется… мать меня недолюбила, мы так жили, что на любовь ни времени, ни сил не оставалось, особенно в Чистополе – там, в интернате, я родителей почти и не видел, о ее смерти мне сообщили, когда я не видел ее три дня, они пришли и – как на холод выгнали, я сам побежал, был мороз, я в рубашке выскочил, побежал и не заметил, только вижу на каланче флаг – значит, ниже тридцати пяти, я так и встал, обратно меня несли на руках старшие мальчики, я заболел и на похоронах не был, три недели пролежал в изоляторе… еще до войны мама постоянно чего-нибудь боялась, всегда была напряженной и скованной… она меня часто одергивала, даже иногда говорила: «Что ты улыбаешься, как дурной? Перестань!»; она была моим учителем, воспитателем, даже тренером, дрессировщиком, я был еще та мартышка, а вот мамой, любящей и нежной, быть со мной она себе не позволяла, на это не было времени, она торопилась меня научить читать и писать, составляла диктанты из сложных слов (она выписывала их из энциклопедии) и поговорок, чтобы я их выучивал, в день по стиху Есенина, Багрицкого, Смелякова… потом они с отцом решили, что мне лучше будет в интернате: питание три раза в день, общение с детьми, они смогут больше работать, папа сможет писать свою повесть и так далее… я обиделся, я не хотел в интернат к чужим детям, а мама в те дни очень радовалась: ее взяли учительницей в школу, наконец-то она ушла с этой ужасной кухни… а я думал, что она радуется, оттого что от меня избавились; я с ней воевал, в школе чурался, она тоже говорила со мной, как не с родным… она откладывала любовь на потом, торопилась меня подготовить к жизни, но не случилось потом. Отец сразу сломался, до неузнаваемости. Мой отец – эгоист и слабый человек, не знал, что делать, тем более в такие-то дни, боялся угодить на фронт, он никогда со мной не занимался, да и чем он мог со мной заниматься, если по мячу попасть не мог, с велосипеда падал, он играл в театре, читал стихи, пел комические куплеты, писал свою детскую повесть о пионерах, с группой себе подобных чистоплюев он разъезжал по прифронтовым районам, собирал фольклор, подбадривал солдат; в интернате никто, кроме Парнаха и еще двух его друзей, меня не навещал; это произошло тоже совершенно случайно, я и не мечтал подружиться со взрослыми, они мне казались такими необыкновенными и неприступными, как-то я не пошел в школу, читал чью-то книжку, мне было очень скучно, я все время думал о маме, вдруг услышал музыку, вышел, оказалось, когда все дети были в школе, Парнах и его друзья приходили в наш красный уголок поиграть на пианино что-нибудь необычное


Еще от автора Андрей Вячеславович Иванов
Бизар

Эксцентричный – причудливый – странный. «Бизар» (англ). Новый роман Андрея Иванова – строчка лонг-листа «НацБеста» еще до выхода «в свет».Абсолютно русский роман совсем с иной (не русской) географией. «Бизар» – современный вариант горьковского «На дне», только с другой глубиной погружения. Погружения в реальность Европы, которой как бы нет. Герои романа – маргиналы и юродивые, совсем не святые поселенцы европейского лагеря для нелегалов. Люди, которых нет, ни с одной, ни с другой стороны границы. Заграничье для них везде.


Копенгага

Сборник «Копенгага» — это галерея портретов. Русский художник, который никак не может приступить к работе над своими картинами; музыкант-гомосексуалист играет в барах и пьет до невменяемости; старый священник, одержимый религиозным проектом; беженцы, хиппи, маргиналы… Каждый из них заперт в комнате своего отдельного одиночества. Невероятные проделки героев новелл можно сравнить с шалостями детей, которых бросили, толком не объяснив зачем дана жизнь; и чем абсурдней их поступки, тем явственней опустошительное отчаяние, которое толкает их на это.Как и роман «Путешествие Ханумана на Лолланд», сборник написан в жанре псевдоавтобиографии и связан с романом не только сквозными персонажами — Хануман, Непалино, Михаил Потапов, но и мотивом нелегального проживания, который в романе «Зола» обретает поэтико-метафизическое значение.«…вселенная создается ежесекундно, рождается здесь и сейчас, и никогда не умирает; бесконечность воссоздает себя волевым усилием, обращая мгновение бытия в вечность.


Путешествие Ханумана на Лолланд

Герои плутовского романа Андрея Иванова, индус Хануман и русский эстонец Юдж, живут нелегально в Дании и мечтают поехать на Лолланд – датскую Ибицу, где свобода, девочки и трава. А пока ютятся в лагере для беженцев, втридорога продают продукты, найденные на помойке, взламывают телефонные коды и изображают русских мафиози… Но ловко обманывая других, они сами постоянно попадают впросак, и ясно, что путешествие на Лолланд никогда не закончится.Роман вошел в шортлист премии «РУССКИЙ БУКЕР».


Харбинские мотыльки

Харбинские мотыльки — это 20 лет жизни художника Бориса Реброва, который вместе с армией Юденича семнадцатилетним юношей покидает Россию. По пути в Ревель он теряет семью, пытается найти себя в чужой стране, работает в фотоателье, ведет дневник, пишет картины и незаметно оказывается вовлеченным в деятельность русской фашистской партии.


Аргонавт

Синтез Джойса и Набокова по-русски – это роман Андрея Иванова «Аргонавт». Герои Иванова путешествуют по улицам Таллина, европейским рок-фестивалям и страницам соцсетей сложными прихотливыми путями, которые ведут то ли в никуда, то ли к свободе. По словам Андрея Иванова, его аргонавт – «это замкнутый в сферу человек, в котором отражается мир и его обитатели, витрувианский человек наших дней, если хотите, он никуда не плывет, он погружается и всплывает».


Исповедь лунатика

Андрей Иванов – русский прозаик, живущий в Таллине, лауреат премии «НОС», финалист премии «Русский Букер». Главная его тема – быт и бытие эмигрантов: как современных нелегалов, пытающихся закрепиться всеми правдами и неправдами в Скандинавии, так и вынужденных бежать от революции в 20–30-х годах в Эстонию («Харбинские мотыльки»).Новый роман «Исповедь лунатика», завершающий его «скандинавскую трилогию» («Путешествие Ханумана на Лолланд», «Бизар»), – метафизическая одиссея тел и душ, чье добровольное сошествие в ад затянулось, а найти путь обратно все сложнее.Главный герой – Евгений, Юджин – сумел вырваться из лабиринта датских лагерей для беженцев, прошел через несколько тюрем, сбежал из психиатрической клиники – и теперь пытается освободиться от навязчивых мороков прошлого…


Рекомендуем почитать
Прелести лета

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Стены вокруг нас

Тюрьма на севере штата Нью-Йорк – место, оказаться в котором не пожелаешь даже злейшему врагу. Жесткая дисциплина, разлука с близкими, постоянные унижения – лишь малая часть того, с чем приходится сталкиваться юным заключенным. Ори Сперлинг, четырнадцатилетняя балерина, осужденная за преступление, которое не совершала, знает об этом не понаслышке. Но кому есть дело до ее жизни? Судьба обитателей «Авроры-Хиллз» незавидна. Но однажды все меняется: мистическим образом каждый август в тюрьме повторяется одна и та же картина – в камерах открываются замки, девочки получают свободу, а дальше… А дальше случается то, что еще долго будет мучить души людей, ставших свидетелями тех событий.


Все реально

Реальность — это то, что мы ощущаем. И как мы ощущаем — такова для нас реальность.


Наша Рыбка

Я был примерным студентом, хорошим парнем из благополучной московской семьи. Плыл по течению в надежде на счастливое будущее, пока в один миг все не перевернулось с ног на голову. На пути к счастью мне пришлось отказаться от привычных взглядов и забыть давно вбитые в голову правила. Ведь, как известно, настоящее чувство не может быть загнано в рамки. Но, начав жить не по общепринятым нормам, я понял, как судьба поступает с теми, кто позволил себе стать свободным. Моя история о Москве, о любви, об искусстве и немного обо всех нас.


Когда закончится война

Всегда ли мечты совпадают с реальностью? Когда как…


Белый человек

В городе появляется новое лицо: загадочный белый человек. Пейл Арсин — альбинос. Люди относятся к нему настороженно. Его появление совпадает с убийством девочки. В Приюте уже много лет не происходило ничего подобного, и Пейлу нужно убедить целый город, что цвет волос и кожи не делает человека преступником. Роман «Белый человек» — история о толерантности, отношении к меньшинствам и социальной справедливости. Категорически не рекомендуется впечатлительным читателям и любителям счастливых финалов.


Калейдоскоп. Расходные материалы

В новом романе Сергея Кузнецова, финалиста премии «Большая книга», более ста героев и десяти мест действия: викторианская Англия, Шанхай 1930-х, Париж 1968-го, Калифорния 1990-х, современная Россия… В этом калейдоскопе лиц и событий любая глава – только часть общего узора, но мастерское повествование связывает осколки жизни в одну захватывающую историю.


Крио

Новый роман Марины Москвиной – автора «Романа с Луной», финалиста премии «Ясная Поляна», лауреата Международного Почетного диплома IBBY – словно сундук главного героя, полон достоверных документов, любовных писем и семейных преданий. Войны и революция, Москва, старый Витебск, бродячие музыканты, Крымская эпопея, авантюристы всех мастей, странствующий цирк-шапито, Америка двадцатых годов, горячий джаз и метели в северных колымских краях, ученый-криолог, придумавший, как остановить Время, и пламенный революционер Макар Стожаров – герой, который был рожден, чтобы спасти этот мир, но у него не получилось…


Лекции по русской литературе

Эта книга Василия Аксёнова похожа на разговор с умершим по волшебному телефону: помехи не дают расслышать детали, но порой прорывается чистейший голос давно ушедшего автора, и ты от души улыбаешься его искрометным воспоминаниям о прошлом. Мы благодаря наследникам Василия Павловича собрали лекции писателя, которые он читал студентам в George Washington University (Вашингтон, округ Колумбия) в 1982 году. Героями лекций стали Белла Ахмадуллина, Георгий Владимов, Валентин Распутин, Евгений Евтушенко, Андрей Вознесенский, Борис Пастернак, Александр Солженицын, Владимир Войнович и многие-многие известные (и уже забытые) писатели XX века. Ну и, конечно, одним из главных героев этой книги стал сам Аксёнов. Неунывающий оптимист, авантюрист и человек, открытый миру во всех его проявлениях. Не стоит искать в этих заметках исторической и научной точности – это слепок живой речи писателя, его вдохновенный Table-talk – в лучших традициях русской и западной литературы.


Кока

Михаил Гиголашвили – автор романов “Толмач”, “Чёртово колесо” (шорт-лист и приз читательского голосования премии “Большая книга”), “Захват Московии” (шорт-лист премии “НОС”), “Тайный год” (“Русская премия”). В новом романе “Кока” узнаваемый молодой герой из “Чёртова колеса” продолжает свою психоделическую эпопею. Амстердам, Париж, Россия и – конечно же – Тбилиси. Везде – искусительная свобода… но от чего? Социальное и криминальное дно, нежнейшая ностальгия, непреодолимые соблазны и трагические случайности, острая сатира и евангельские мотивы соединяются в единое полотно, где Босх конкурирует с лирикой самой высокой пробы и сопровождает героя то в немецкий дурдом, то в российскую тюрьму.Содержит нецензурную брань!