— Не опозорю! — твердо сказал Матвей.
Тогда Мартемьянов вскочил и жилы на лбу у него надулись.
— А зачем ты вчера бикфордов фитиль доставал?! Где он?
Матвей побледнел и тоже поднялся с бревна.
— Доставал, чтобы глушить рыбу, но дорогой потерял...
Минуту оба стояли молча и тяжело дышали.
— Потерял,— наконец выговорил Мартемьянов, повернулся спиной, — смотри, Чуев!
Он пошел от избушки. Толстый кедр лежал над протокой — корнями на берегу, вершиной на острове.
Мартемьянов перешел по этому мосту, спрыгнул с острова на сухое русло и мимо теперешних матвеевых работ поднялся на берег.
Там он шагал по тропе, пока избушка не скрылась за поворотом. Тогда он остановился, отер вспотевший лоб и после, хоронясь за деревья, обходом пробрался опять к берегу и залег в кустах. Теперь избушка была, как на ладони.
Уже высоко поднялось солнце, сияло ослепляюще и жарко. Давно согнало росу со свежей травы.
По руке парторга полз муравей, а рядом, перелетая с цветка на цветок, гудел шмель, как неугомонная басистая струна.
— Подожду! — упрямо сквозь зубы цедил Мартемьянов. — Ага!
Тут глаза его зажглись, а мускулы сделались стальными. Из-за края избы появился Матвей и стал на берегу, приложив ладонь козырьком к глазам. Мартемьянов уткнулся в траву и затаил дыхание...
Матвей постоял и ушел. Но тотчас вернулся с мешком и, цепляясь за скалы, начал спускаться под обрыв.
Мартемьянов поморщился, проследил, пока Чуев не скрылся в утесах, потом выругался и, выскочив из засады, перебежал на остров.
Спрятавшись за камнями, он опять увидел Матвея в какой-нибудь сотне метров.
— Нельзя допустить, — говорил себе парторг еще в начале этой охоты, — чтобы через глупость пропал человек!
Но его смущало поведение Чуева. Если бы он ругался, злобствовал, негодовал,— это было бы понятно. Но Матвей во время беседы держал себя так спокойно и даже насмешливо-весело, что парторгу делалось страшно.
Сейчас Чуев работал уверенно и невозмутимо. Только часто оглядывался и слушал.
На глазах у парторга он залез под нависший карниз утеса и вытащил из мешка бутылку с прирощенным к ней запальным шнуром.
Только в эту минуту Мартемьянов почувствовал колоссальную тяжесть горного склона, опиравшегося на утес. И ужаснулся, — сам утес держался на волоске!
Матвей осторожно засунул бутылку в расщелину и принялся запыживать ее глиной.
— Враг! — в горькой обиде убедился парторг и нащупал ручку нагана.
Чуев стоял спиной. Парторг дополз до моста и перебежал над потоком.
— Руки вверх! — заорал он, появляясь перед Матвеем, и выхватил револьвер.
* * *
Через час на берегу показались всадники. Старичок в золотых очках похвалил.
— Интересное место!
— Фабрика в километре, — сказал Шаповалов, — а там, под скалой, и россыпь...
— Кажется, Чуев нашел, — вспомнил старик, слезая с коня, — беречь надо этих таежников. О-о! Полезные люди...
— Вон он, Чуев, — пробормотал кудлатый, тоже спрыгивая с седла.
— Чуев, а с ним парторг, — рассмотрел Шаповалов, — пойдемте?
На острове стояли два человека и манили к себе руками.
— Интересно взглянуть! — сказал старичок и отправился через сухое русло.
На берегу их встретил один Мартемьянов. Он взволнованно улыбнулся, невпопад ответил на приветствие и загородил дорогу.
— Вот сюда, — пригласил он, направляя Шаповалова за уступ скалы, — вы, пожалуйста, тоже...
— Где хозяин? — не понял кудлатый.
— Придет! — и парторг засмеялся ему в лицо.
В этот миг, как из пушки, ударил взрыв и трескучее эхо взвилось от скал. Черной глыбой мелькнул утес и лег в середину речки. А за ним, с возрастающим грохотом урагана, в тучах поднявшейся пыли, грянул обвал и засыпал Ирмень от берега и до острова...
Река ударила в новую плотину, вспухла кипящим водоворотом и хлынула левой протокой, огибая остров.
На глазах оглушенных людей осушалось дно. А Матвей Митрофаныч, с рассеченной камнем бровью, как безумный бежал по лужам к своим, опять поглядевшим на свет, канавам. Когда же через минуту и другие столпились около, то все увидели в канавах гребень большой золотоносной жилы. Она уходила под скалы, где только что перед этим стояла избушка...
— Извините, — сказал Матвей, отирая кровь, — лошадки ваши на том берегу остались.
