Гиббс поскользнулся на ступеньке и скатился вниз под косматые лапы обезьян с закрытыми глазами, в полной уверенности, что все кончено.
Крик ужаса сорвался с губ Томпсона, и Мильн, прижатый к груди обезьяны и почти задохнувшийся, и Гиббс, барахтавшийся у ступенек, силясь подняться на ноги, услышали этот крик. Кое-как Гиббсу удалось встать, а Мильну освободиться от объятий, сжимавших его.
В ярком солнечном свете черные тени дико кружились вокруг них, в то время как они стояли ошеломленные и ослепленные. Затем Гиббс воскликнул:
— Они схватили его!
Они стояли вдвоем на ступенях и не могли оторвать глаз, пораженные ужасом. Огромный серый великан-гуннамун держал в руках барахтающегося Томпсона. Охотничий нож он либо уронил, либо его вырвали у него из рук, и он был совершенно беспомощен в объятиях обезьяны. Мильн наконец отвел от него глаза, ожидая, что тут же с ним сейчас покончат. Подняв снова глаза, он увидел, что обезьяна, державшая в руках Томпсона, карабкается кверху по наружной стене храма, окруженная толпою своих сородичей. Гиббс поднял было ружье, но Мильн отвел его в сторону.
— Не стреляйте пожалуйста, — сказал он нерешительно, — они пока еще не намереваются лишить его жизни.
Они стояли одни на лестнице. Толпа обезьян отхлынула от них, собравшись вокруг гуннамуна, который держал Томпсона. Они беспомощно смотрели, как огромный гуннамун с Томпсоном в руках карабкался на стену древнего храма.
Затем обезьяна с человеком исчезла в каком-то отверстии.
— Он погиб, — медленно проговорил Гиббс.
Джек Мильн немного помешкал с ответом. Теперь, когда все было кончено, нервы его успокоились, голова остыла, и он углубился в размышления.
— Нечего и думать пытаться спасти его из храма, — сказал он наконец. — Этим мы только ускорили бы его гибель, да и нам самим пришлось бы, вероятно, плохо. Помню, один охотник рассказывал мне случай вроде этого, как обезьяны схватили одного европейца и продержали его у себя два дня.
— За что же они его схватили? — спросил Гиббс. — Разве он тоже убил одну из них?
Мильн кивнул головой.
— Вот это-то и есть самое скверное в нашем деле, — сказал он.
На храме, четверть часа тому назад кишевшем гуннамунами, не было видно теперь ни одной серой обезьяны. Только в отверстиях и окнах башни мелькала иногда косматая спина. Гуннамуны собрались, очевидно, внутри храма, откуда доносились звуки их лопотанья, крик и визг.
— Пойдемте, — сказал Мильн. — Чего же тут стоять? Вернемся лучше в лагерь и посмотрим, что скажет старик Чури. Он знает вдоль и поперек эти древние города в нашем округе.
Они повернулись и стали быстро взбираться по длинной, лестнице.
IV. Спасательная экспедиция
Выстрела Томпсона в городе, очевидно, не слышали, что было неудивительно, так как храм гуннамунов и заброшенный водоем находились в самом конце древнего города, на границе джунглей. Молодые люди оставили своих спутников в лагере, на прогалине, в том месте, где окраина города заросла джунглями.
В этот-то лагерь Мильн с Гиббсом и поспешили отправиться.
— Есть тут кто-нибудь? — крикнул Мильн, когда они добрались до четырех палаток, из которых состоял их лагерь. — Есть тут кто-нибудь?
Из одной палатки вышел высокий белобородый индус, который почтительно поклонился, подойдя ближе. Это был их старший слуга Чури.
— Ах, это ты, Чури, — промолвил Мильн и в нескольких словах рассказал о пленении Томпсона.
Чури спокойно выслушал рассказ с непроницаемым коричнево-бронзовым лицом и опущенными в землю глазами. Он провел полную приключений жизнь в джунглях и полуразрушенных древних городах округа и хорошо был знаком с храмами и пилигримами и со всеми особенностями индусской жизни, о которой европейцы почти ничего не знают. Когда Мильн кончил, он заговорил глубоким, звучным голосом.
— Саиб[3] Томпсон в опасном положении, саибы, — произнес он, держа рукою свою белую бороду. — Если обезьяны гуннамун еще не разорвали его на части, то могут скоро сделать это. Помню, в детстве мне рассказывали, как однажды священные обезьяны из храма гуннамун схватили одного кули и утащили его в свой храм, где кормили плодами и орехами почти целый месяц. Затем он от них убежал и прожил до восьмидесяти шести лет.
Гиббс нервно рассмеялся. Несмотря на опасное положение Томпсона, он живо представил себе, как обезьяны кормят его плодами и орехами, и эта картина заставила его усмехнуться.
— Послушайте, Чури, — сказал Мильн, указывая на город, расположенный за прогалиной в джунглях, — ведь вы же превосходно знаете город Поригонг. Не знаете ли вы, как бы нам освободить саиба Томпсона из рук гуннамунов, если только он жив еще?
Чури задумался.
— Если мы взлезем на храм снаружи, то гуннамуны сбросят нас вниз со стены, — сказал индус. — Да и жители города обозлятся за это на нас: ведь они думают, что некогда один из их богов воплотился в такую серую обезьяну.
Он снова погрузился в размышления.
Мильн с Гиббсом смотрели на него нетерпеливо. Мысль о положении Томпсона, если он только был еще жив, не давала им покоя.
— Пойдемте, саибы, — сказал вдруг Чури. — Я кое-что придумал. Оставьте здесь свои ружья.
Достаточно хорошо зная Чури, они не надеялись, что он сообщит им свой план.