«Обезглавить». Адольф Гитлер - [24]

— Ваши слова о мужестве и доблести моих солдат, офицеров и генералов делают им честь, — подстроился под тон Гитлера Леопольд.

— Я всегда считал вас опытным государственным и политическим деятелем, — продолжал Гитлер. — Провозглашенный вами принцип нейтралитета Бельгии в делах Европы — свидетельство великой мудрости и вашего личного мужества.

Гитлер умолк, посмотрел проницательно в лицо Леопольда, будто проверяя его состояние как от теплой встречи, так и от заранее заготовленной лести. Поняв, что он польщен и слушает с великой серьезностью, выложил самое главное.

— Ваше величество, судьба представила мне возможность убедиться, что вы еще и блестящий полководец. Вы — великий человек — решительно подчеркнул Гитлер. — И я счастлив видеть и принимать вас у себя. Прошу.

Он уступил дорогу, пропуская Леопольда в виллу.

Дипломатический этикет встречи был соблюден и исполнен по всем правилам. Леопольд, окрыленный высоким отзывом Гитлера, величественно проследовал в апартаменты. Покаянно сжимавшееся в нем в начале встречи королевское «я», распрямилось, внушая уверенность в нелегкой и ответственной беседе.

В кабинете Гитлер предложил ему место у журнального столика, демонстрируя этим свое расположение, создавая условия для непринужденной беседы. Сам расположился в кресле напротив и все тем же пронзительно-любопытным взглядом рассматривал Леопольда, которому было явно не по себе, но он сидел смиренно, ожидая начало разговора, который, должен был начать Гитлер.

— Нет ли у короля Бельгии личных просьб и пожеланий? — спросил Гитлер, откровенно давая понять Леопольду, что принимает его у себя не как командующего бельгийской армии, а как короля Бельгии.

Леопольд понял это и, выждав несколько мгновений, ответил спокойно, благодарно.

— Личных просьб и пожеланий нет. Я благодарю вас за то, что оставили мне и моей семье замок Лакен. В нем я чувствую себя совершенно свободным.

— Я очень рад. Беспокойство о сохранности семьи короля было для меня приятным, — вновь польстил Гитлер и после некоторой паузы, видимо, свидетельствовавшей, что дипломатический этикет закончен, уже совершенно иным голосом, в котором звучали нескрываемые нотки повелителя, спросил: — Я хотел бы знать, есть ли у вас личные взгляды на будущее вашей страны?

— Да, есть, конечно, — изменившись в лице, поспешно ответил Леопольд.

— Я готов вас выслушать.

Леопольд бесстрашно посмотрел в его помрачневшее, нервное лицо, подтвердил.

— Да, господин канцлер, есть, конечно, — Голос его при этом дрогнул и он мысленно выругал себя за расслабленность. В одно мгновение овладев собой, продолжил: — Для Бельгии я остаюсь королем и в связи с этим серьезно озабочен ее судьбой, судьбой моих подданных в оккупации. Все мои заботы о Бельгии, подчинены главному: я хотел бы получить от вас, господин канцлер, заверение относительно независимости моей страны.

Гитлер недовольно повел плечами, будто удобнее устраиваясь в кресле для решительного разговора, но ничего не ответил.

— Прежде, чем обсудить другие проблемы, — мягко настаивал Леопольд, — я хотел бы иметь разъяснение по этому вопросу.

С каждым его словом о независимости Бельгии, все больше ожесточалось лицо Гитлера. Его лихорадочный взгляд поблуждал по Леопольду, уставился в одну точку на мундире в области сердца, и король почувствовал, как в груди у него похолодело.

— Что будет с независимостью Бельгии? — еще раз спросил он свинцовыми губами.

Гитлер и на этот раз ничего не ответил. Поднялся из-за столика, несколько раз нервно прошел по кабинету. Остановившись около сидевшего в потерянной позе Леопольда, спросил:

— Что будет с независимостью Бельгии?

— Да, господин канцлер.

— Прежде всего, — приглушенным голосом начал Гитлер, — я хочу заметить, ваше величество, что Германия не хотела войны. Не хотела, — подчеркнул он и, заражаясь гневом, продолжил: — И я сделал все, чтобы предотвратить ее. Но бельгийское правительство приложило немало усилий, чтобы вместе с Англией и Францией подготовить войну против Германии. Бельгия служила трамплином для военных действий против рейха.

Будто разрядившись от гнева, он круто повернулся перед Леопольдом и вновь пошел по кабинету.

— Независимость? — спросил издалека, от своего рабочего стола.

— Я позволю себе напомнить, господин канцлер, о нейтралитете Бельгии, невмешательстве в дела Европы и события в ней происходившие до начала войны, — осторожно сказал Леопольд.

— Нейтралитет, независимость? — мрачно проговорил Гитлер, возвращаясь к столику и усаживаясь на свое место, — В настоящее время в Европе складывается такая обстановка, которая дает мне право требовать от Бельгии безоговорочного подчинения в военной области и во внешней политике.

Мраморная бледность лица Леопольда сменилась приливом крови. Его мечты о независимости Бельгии в условиях оккупации рухнули в один момент и от этого он почувствовал себя близким к потере сознания.

— Но… — молвил он, пытаясь сопротивляться, — Но, господин канцлер, безоговорочное подчинение в военной области и во внешней политике исключает независимость Бельгии и я, как…

— Во внутренней области, — прервал его Гитлер, не дав довести мысль до конца, — вы можете делать все, что хотите. Германия не для того существует, чтобы выполнять роль гувернантки малых стран.