Обетованный остров - [20]

Когда Посейдон разгневался на жителей Аргоса за то, что они предпочли ему Геру, выбрав ее в качестве покровительницы города, в стране высохли все источники. Погибли посевы. Животные впали в бешенство. Каждый глоток воды был на вес золота. Данай — это было в его правление — послал своих дочерей искать воду. Одна из них, Амимона, утомленная поисками источника, заснула в лесу. Там ее увидел сатир. Подкравшись к ней, он набросился на спящую девушку. Громко вскрикнула Амимона, призвав на помощь Посейдона, и великий бог услышал ее мольбу. В тот же миг он предстал перед дочерью Даная. Сатир сразу же сообразил, что он тут лишний, и бросился наутек. Но Посейдону уже было не до него. Амимона произвела на него не менее сильное впечатление, чем на сатира. Кровь ударила ему в голову. Бросив треножник, он бросился к ней, как молодой жеребец к кобылице. На этот раз Амимоне призывать на помощь было уже некого — даже молния Зевса не остановила бы Посейдона. Когда же он утолил свою страсть, ему захотелось утешить девушку, которая, вместо того чтобы радоваться, почему-то плакала. Всемилостивый бог метнул свой треножник в скалу, и оттуда забил обильный источник.

Велико могущество Посейдона. Ему подвластна не только водная стихия, он колеблет земную твердь. По воле разгневанного бога рушатся города, морская бездна поглощает острова и целые материки. Он погубил великую Атлантиду, потому что ее жители, ослепленные гордыней, перестали почитать его и приносить ему жертвы. Однако стоит лишь захотеть Посейдону — из пучины моря подымается суша и там возникают новые цветущие города и селения.

Любимое животное Посейдона — конь. Не потому ли, что взмыленные стремительные кони носят его колесницу по поверхности моря? «Спаситель кораблей и укротитель коней» — так называют его священные гимны. Да и сам Посейдон иногда превращается в это благородное животное. Боги очень хитры на выдумки, особенно, когда нужно усыпить бдительность неприступных красавиц. Зевс в этих случаях принимал вид быка, лебедя и даже золотого дождя. А когда Деметра, избегая назойливых ухаживаний Посейдона, превратилась в кобылицу и попыталась укрыться от него в табуне царя Онгиоса, тот принял облик жеребца и в таком виде сочетался с нею. Застигнутая врасплох Деметра пришла в такую ярость, что получила имя «Одержимая безумием». Успокоилась она лишь после того, как искупалась в ледяной воде Латоны. От Посейдона у Деметры родился конь Арион. В последствии в своих любовных похождениях Посейдон, видимо, нередко прибегал к аналогичной уловке, потому что и некоторые другие его дети, например, Пегас и Скифий, были конями.

Велик Посейдон! И, все же, другие боги постепенно теснили его. Дельфы ему пришлось уступить Аполлону, Аттику — Афине, Эгину — Зевсу, Наксос — Дионису. Но вот в Трезении его власть оставалась непоколебимой. Хотя... хотя и здесь он вынужден был считаться с возраставшим влиянием богини Афины, покровительницы царского дома. Осторожный Питфей, правда, старался не возбуждать ревность богов и сохранять разумное равновесие в отношениях с ними. Ему не нужно было объяснять, от кого в первую очередь зависело благосостояние страны, называемой Посейдонией. Но ведь копье и щит Афины охраняли дом царя и акрополь Трезена. Премудрая богиня покровительствовала ремеслу, без которого не построить ни дома, ни корабля. Да и кем бы мы были без божественной Софии-Мудрости, воплощенной в Афине! Холодный расчет и несокрушимая логика богини, рожденной из головы Зевса, нужны были ему как якорь спасения. И не только ему — всему его роду!

Питфея беспокоила судьба его дочери Этры и в уме давно уже зрела мысль посвятить ее девственной Афине. Долгие годы он таил от всех, даже от своей супруги Антии, страшное предсказание Мелампода. Десять лет назад мудрый прорицатель гостил у царя Трезена. Как-то вдвоем они сидели в саду возле дворца, а перед ними Этра играла с обезьянкой. Ужимки зверька веселили девочку, и она смеялась до упаду. Глядя на ребенка, Мелампод вдруг помрачнел и вздох вырвался из его груди. Это не укрылось от Питфея.

— Что так внезапно встревожило тебя? — спросил он.

— Печальна человеческая жизнь. Веселится дитя и не ведает, какие скорби и муки ждут его в будущем.

— Какие же скорби и муки ждут ее?

— Лучше не знать тебе этого, Питфей.

— Вероятно. Но если уж начал говорить, говори до конца.

— Испытает она сильную и несчастную любовь, окажется в рабстве на чужбине и конец ее жизни будет ужасный. Сын же Этры прославит твой род.

— И никак нельзя изменить ее судьбу?

— Ты же знаешь, Питфей, перед судьбой бессильны даже боги.

— Знаю, Мелампод, и все же не могу смириться с этим.

— Кровь Танталидов бунтует в тебе.

— Может быть. Думаю только, что Танталиды лишь сильнее и трагичнее воплотили в себе неукротимое стремление человека противостоять року.

— Безумное стремление.

— Я все понимаю. Обуздывая в себе это стремление, мне хотелось бы примириться с судьбой и найти умиротворение в тех узких рамках, которые определены роком. И все же ничто не отвратит меня от безумной надежды на бессмертие, безграничную свободу и абсолютное блаженство. И сейчас, когда ты изрек свое страшное предсказание, мой ум невольно будет искать пути предотвратить его исполнение. Но прежде всего мне хотелось бы, чтобы ты оказался неправ.