Обещание - [3]

Но все же одну из этих клятв Марриотт совсем забыл. Во всяком случае, она осталась лежать глубоко на дне его памяти.

Через полуоткрытую дверь — спальня примыкала к гостиной — доносилось глубокое, размеренное дыхание, тяжелое дыхание смертельно уставшего человека, от одного звука которого Марритта потянуло в сон.

«Бедняга нуждался в помощи, — подумал он, — и получил ее как раз вовремя».

И впрямь, снаружи резкий ветер с Форса, швыряя холодные струи дождя на оконные стекла, гнал их по пустынным улицам. Поначалу Марриотт ясно различал глубокое дыхание того, кто спал в соседней комнате, потом с головой погрузился в учебники.

Двумя часами позже он зевнул, отложил прочитанную книгу и, прислушиваясь к доносившемуся из спальни дыханию, осторожно подошел к двери.

Возможно, из-за того, что после яркого света его глаза не сразу привыкли к темноте, он различил только темные очертания мебели, глыбу комода у стены и белое пятно там, где посреди комнаты стояла ванна.

Затем понемногу начала вырисовываться кровать. На ней обозначились очертания спящего тела, которое постепенно приобретало объемность, пока его глазам не предстала долговязая черная фигура на белом покрывале.

Марриотт еле сдержал улыбку: Филд лежал в той же позе, в которой уснул.

Секунду-другую он смотрел на спящего, затем вернулся к книгам. Ночь наполняли поющие голоса дождя и ветра. Не слышно было цокота копыт по мостовой: шум экипажей стих, а для тележки молочника время еще не настало. Он снова с головой ушел в занятия, прерываясь лишь затем, чтобы взять новый учебник или глотнуть ядовитого зелья, которое гнало сон прочь и держало его мозг в лихорадочном возбуждении. И всякий раз во время паузы слышал из соседней комнаты дыхание Филда. За окнами завывала буря, но в доме царил покой, настольная лампа бросала яркий свет на заваленный книгами стол, дальний конец комнаты тонул в полумраке. Дверь в спальню находилась как раз напротив. Нашего студента ничего не отвлекало, если не считать порывов ветра за окном да легкой боли в руке.

Эта непонятно откуда взявшаяся боль раз или два становилась нестерпимой. Он попытался вспомнить, где и когда мог повредить руку, но не смог.

Мало-помалу лежавшие перед ним страницы сделались из желтых серыми, на улице послышался скрип колес. Было четыре утра. Марриотт откинулся назад и широко зевнул. Отдернул занавески. Буря утихла, и Кэстл-Рок заволокло туманом. Зевнув еще разок, он отвернулся от унылого пейзажа, намереваясь поспать четыре часа до завтрака. Из спальни по-прежнему доносилось тяжелое дыхание, и Марриотт на цыпочках пересек комнату, чтобы взглянуть на спящего.

Приблизившись к полуоткрытой двери, он без труда отыскал глазами кровать — теперь она отчетливо вырисовывалась в сером утреннем свете, — протер глаза, протер еще раз и сунул голову в дверной проем.

Однако ничего не изменилось. Комната была пуста. Внезапно на него нахлынул страх, как и тогда, при появлении Филда, однако на этот раз студент буквально похолодел от ужаса. И тут же нестерпимо заныла левая рука. Он растерянно оглядывался по сторонам, пытаясь собраться с мыслями и дрожа всем телом.

Огромным усилием воли Марриотт заставил себя выйти из-за двери и решительно шагнул в комнату.

Там, на кровати, виднелся отпечаток тела. На подушке остался след от головы, на покрывале — вмятина от ботинок. И совершенно явственно — совсем рядом! — слышалось дыхание…

Марриотт попытался взять себя в руки. Борясь со страхом, он заставил себя окликнуть друга по имени:

— Филд! Это ты? Куда ты спрятался?

Ответа не последовало, но дыхание по-прежнему доносилось с кровати. Собственный голос показался таким чужим и жалким, что Марриотт не стал повторять вопроса, а, опустившись на колени, заглянул под кровать и наконец, стянув матрас на пол, принялся срывать с него покрываю, простыни, одеяло. Хотя Филда нигде не было видно, звук дыхания не умолкал. Студент отодвинул кровать от стены, но звук остался на том же самом месте.

Теряя самообладание, Марриотт бросился обыскивать комнату. Он торопливо обшарил буфет, комод, маленькую нишу, где висела одежда, — все напрасно. Крошечное окно под потолком было закрыто, впрочем, в него не пролезла бы и кошка. Дверь в гостиной была заперта изнутри, через нее Филд не мог уйти. В голове у Марриотта зашевелились странные мысли, влекущие за собой неприятные ощущения. Все более волнуясь, он перетряхивал постель, пока спальня не стала походить на поле боя. Он обыскал обе комнаты, прекрасно понимая тщетность этого занятия, — и снова принялся искать. Его прошиб холодный пот, а тяжелое дыхание по-прежнему раздавалось там же, куда он уложил спать Филда.

Тогда Марриотт попробовал изменить тактику. Вернул кровать на прежнее место и сам улегся туда, где лежал его гость. Но тут же вскочил как ужаленный: кто-то дышал у самой его щеки, точнее, между его головой и стеной — в этом промежутке не уместился бы и грудной младенец.

Студент вернулся в гостиную, открыл окно, чтобы впустить побольше света и воздуха, и попытался трезво и спокойно обдумать происходящее. Он знал, что у того, кто слишком мало спит и слишком много читает, случаются яркие галлюцинации, и вновь перебрал в уме подробности той ночи и собственные ощущения: звонок, приход гостя, зловещее пиршество. Нет, ни одна галлюцинация не может охватить всю последовательность событий и продолжаться так долго. Менее охотно он вспомнил беспричинный страх и острую боль в руке — все это не поддавалось никакому объяснению.