Обэриутские сочинения. Том 1 - [4]

Шрифт
Интервал

Не мало мне нанёс обид
Телёнка вкус, телёнка вид.
Тот случай в прошлое уходит
Но контур в памяти повис
Телёнок глаз с меня не сводит
Ногами к небу брюхом вниз
Звериный сок в меня вошёл
Давленье сердца повышая
Родоначалие нашёл к телес блаженству приглашая
Пойду скорей опорожниться
Меня приспичело жениться
Но тяжесть мяса приховала
Меня к постели навсегда
Мне не увидеть женских ножек
Мне не увидеть женских ручек
никогда
подумаешь про такое дело
и как-то даже во всём теле нехорошо начинается
О горе мне, о вечный стыд!
Зачем я ел, зачем я сыт?
<1930-е гг.>

Петровна

Когда начинаются круглые ночи
Тогда открываются круглые очи
Я быстрой походкой с кровати встаю
И быстрые мысли на сердце таю
В раскрытую дверь выхожу торопливо
Ту местность фонарь освещает игриво
В раздумьи я долго у двери брожу
Подолгу в раскрытое небо гляжу
Но круглая ночь поднимается выше
Лошадкой взлетает на ближнюю крышу
В небо смеются круглые очи
Круглые очи в круглую ночь
Я кажется кровно заинтересован
Я встретил Петровну
Я был к ней прикован
Петровна бежала в ту ночь без оглядки
На бёдрах Петровны юбка до пяток
Мне трудно поспеть за походкой Петровны
Колени трясутся, душа как волны
Круглые ночи наводят сомненье
На круглые души, на нервов сплетенья.

Несостоявшаяся женитьба

В молодые годы,
лет пятнадцать назад,
я любил природу,
рассматривать козлят.
Глаза у них неумные,
рога витые
и очень остроумные,
про них сложил стихи я.
Говорили приятели:
– Почему ты не поэт?
Я не знал, что ответить,
и сказал им: Нет,
любимые столбики, милые гадатели,
у меня есть мизинец
и палец указательный.
Один толстый,
другой потоньше…
Нечего добавить к этому
мне больше.
Поднялись мечтатели —
взыскатели
в комнату под крышу —
от ступеньки до ступеньки, еле дышат.
Один обернул ко мне полосатое лицо,
другой надевает тяжесть кольцо,
третий флажки вешает на проволоку шить.
Говорят спасатели, мечтатели:
Начинаем тебя женить
или на козочке,
или на скалочке,
или на полочках,
или на Алочке.
Я не мог и не хотел
разом измениться,
потому что полюбил
толстую девицу.
Помню светлый ручеёк,
на лодке платьице,
это толстая девица
                    по водичке катится.
Как же мог я жениться,
для других желателен,
когда есть у меня
палец указательный.
Наверху он толстый
внизу потоньше
нечего добавить
к этому мне больше…
Что-то очень быстро
годы пролетели,
что-то очень жалко прошлую неделю,
толстую девушку
и белых козлят,
которые о прошлом мне рассказывают,
которые о прошлом говорят.
Май 1932
Новгород (на Волхове)

(1) Один старик заместо лампы себя повесивший

Тихо в комнате моей
двери отворяются.
Тихо в комнату мою
старичёк является
У раскрытого окошка
ветерок колышется
управдомов голоса
за окошком слышатся
и крадётся старичёк
к этому окошечку
из кармана достаёт
небольшую ложечку
и на ложечке сидит
воробейка птичка
длинный хвост у него
и смешное личико.
Стал летать он надо мной
точными кругами
и летая гворил
птичьими словами:
– Ваши берди
не для вас
ваши тверди
не для нас
мы ритать
хотим как вым
крылетать вам
не дадим.
Вслед за птичкой старичёк
тоже разлетался
в подтерждение чего
ложекой махался
пролетая пятый круг
очень утомился
но взлетев под потолок
за крючок схватился
лампу он напоминал
и висел часами
воробей давно уснул
под его усами
тихо стало за окном
голоса не слышатся
в тихой комнате моей
старичёк колышется
<1930-е гг.>

(2) Один старик заместо лампы себя повесивший

Тихо в комнату мою двери отворяются
Тихо в комнату мою старички являются.
У раскрытого окошка ветерки колышутся
Управдомов голоса за окошком слышатся.
И крадутся старички к этому окошечку
Из кармана достают небольшие ложечки
А на ложечках сидят воробейки птички
Длинные хвосты у них и смешные личики.
Стал летать один из них ровными кругами
И летая говорил птичьими словами:
Наши берди не для вас
Ваши тверди не для нас
Мы ритать хотим как вым
Крылетать вам не дадим.
Вслед за птичкой старичок
Тоже разлетался
В подтверждение чего ложечкой махался
Завершая третий круг очень утомился
Пролетая потолок за крючок схватился.
Лампу он напоминал и висел часами
Воробей давно уснул под его усами
Тихо стало за окном голоса не слышатся
В тихой комнате моей старичок колышется-колышется.
1930

(3) Один старик заместо лампы себя повесивший

Тихо в комнате моей
Двери отворяются
С дивным посвистом грачей
Длинношапкой до ушей
Длиннощёк и длинношей
Старичок является
Надвигается
За туманами окошек
Ветерки колышутся
Голоса продольных кошек
За окошком слышатся
Продолжался старичок
Развивался рыбачок
У того окошечка
В сюртуке немножечко
Выгребая ложечкой
Из кармана корочки
Палочки да колышки
Колышки да солнышки
С длинной ложечки вспорхнула
Щучка-невеличка
Длинным пёрышком метнулась
Удлинённым личиком
Закружилась в потолок
Штопором винтами
Завершая щук урок
Длинными перстами
Длинных птиц устами
Наши бердени для вас
Ваши твердени для нас
Мы бретать хотим как вы
Крылетать вас убедим
Дым-звинь
Дым-пи
Глинь-тень
Глинь-сень
У-да
У-до
Тудеби
Убеди
Убеди
Удиви
Глинь-тень
Глинь-сень
Глинь-трю
Вщок-глинь
Фью-филь
Трост-ю
Щук-чу
Вслед за щучкой рыбачок
С полу приподнялся
В завершение чего
Ложечкой махался
Долетев до потолка
Брюхом притомился
Пальцы бросил к облакам
За крючок схватился
Лампу он изображал
Над окном с туманом
Щучка выспалась давно
В сумерках кармана
Глинь приходит во дворы
За окном глухой поры

Еще от автора Михаил Евзлин
Космогония и ритуал

Важность космогонии и других генерационных процессов для современного «онтологического» восприятия действительности, проблема космического равновесия, соотношение между «божественным» и «хтоническим», конструктивным и деструктивным, взаимосвязанность мифа и ритуала, «реальность» сотворения мира — вот основные темы, анализу которых на примере конкретных текстов самых разных мифопоэтических традиций (от вавилонской до ведийской, древнегреческой и каббалистической), жанров и эпох (от космогонических поэм и эпических памятников до н. э.


Обэриутские сочинения. Том 2

Первое в России отдельное издание стихов, поэм, пьес и прозы одного из основателей литературного объединения ОБЭРИУ, соавтора А. Введенского и Д. Хармса Игоря Владимировича Бахтерева (1908-1996). Тексты охватываются периодом с 1925 по 1991 год и, хотя их значительная часть была написана после распада группы и ареста автора (1931), они продолжают и развивают ее творческие установки.


Рекомендуем почитать
Сочинения. 1912–1935: В 2 томах. Том 1

Юрий Николаевич Марр (1893–1935), сын академика Н.Я. Марра, при жизни был известен лишь как специалист-востоковед, занимавшийся персидским языком и литературой. В 1970–1990-е годы появились первые публикации его художественных текстов, значительная часть которых относится к футуристическому и постфутуристическому направлениям в литературе, имеет очевидную близость как к творениям заумной школы и Обэриу, так и к традициям русской сатирической и лубочной поэзии. В этом издании собран основной массив его литературных сочинений (стихи, проза, пьесы), большинство из них воспроизводится впервые.


Сочинения. 1912–1935: В 2 томах. Том 2

Юрий Николаевич Марр (1893–1935), сын академика Н.Я. Марра, при жизни был известен лишь как специалист-востоковед, занимавшийся персидским языком и литературой. В 1970–1990-е годы появились первые публикации его художественных текстов, значительная часть которых относится к футуристическому и постфутуристическому направлениям в литературе, имеет очевидную близость как к творениям заумной школы и Обэриу, так и к традициям русской сатирической и лубочной поэзии. В этом издании собран основной массив его литературных сочинений (стихи, проза, пьесы), большинство из них воспроизводится впервые.


За и против кинематографа. Теория, критика, сценарии

Книга впервые представляет основной корпус работ французского авангардного художника, философа и политического активиста, посвященных кинематографу. В нее входят статьи и заметки Дебора о кино, а также сценарии всех его фильмов, в большинстве представляющие собой самостоятельные философско-политические трактаты. Издание содержит обширные научные комментарии. В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.


Тендеренда-фантаст

Заумно-клерикальный и философско-атеистический роман Хуго Балля (1886-1927), одно из самых замечательных и ярких произведений немецко-швейцарского авангарда. Его можно было бы назвать «апофеозом дадаизма».