Объемный взрыв - [12]

«Книги… Зачем мне здесь книги? Что бы я стал с ними делать? Может быть, они находились в багаже и были чем-то особенно дороги мне? – Оберт лихорадочно проворачивал в мозгу тяжкие жернова воспоминаний, пытаясь достучаться до самых дальних уголков памяти. Ничего. Никаких следов. – Сволочи. Подонки. Как они посмели влезть в мою голову, в сокровищницу бесценных мыслей, нереализованных идей… и секретов?! Впрочем, что они могут понять в моих маленьких человеческих секретах… да хотя бы даже и крупных! Но что они там вытоптали между делом, даже не заметив или не придав значения?.. Сволочи. Я никогда этого не узнаю. Никогда». Он вдруг с болезненной остротой почувствовал себя ограбленным. Не тогда, пять лет назад, внезапно лишившись личной свободы, свободы передвижения, свободы выбора линий поведения – в конце концов, человек никогда не бывает абсолютно свободен: окружение, обязательства, сиюминутные заботы диктуют ему все дальнейшие шаги… а именно сейчас, когда вдруг обнаружилось, что даже собственной памяти он уже не единоличный и полновластный хозяин.

И, кстати, это касалось не только памяти.

– Сколько времени вы у нас украли?

Капитан усмехнулся:

– Оценки янрирра Ниденталя весьма точны. Да, да, ваши тайные собрания не укрылись от наших глаз, и не ломайте понапрасну голову, как нам это удалось… Но «украли» – неудачный термин. Мы сохранили каждому из вас почти пятнадцать земных лет жизни.

Тони, наморщив лоб, беззвучно шевелил губами. Потом сказал:

– Получается, мне уже тридцать пять?

– А между тем вы юноша во цвете лет, – покивал Ктелларн. – И у вас все еще впереди.

– Еще несколько тысяч миль ежедневных пробежек с одного края поля на другой… – пробормотал Тони потерянным голосом.

Оберт глубоко вздохнул. У него кружилась голова. «Какого черта я стою перед ним навытяжку?» – вдруг подумал он и сел на табурет возле стены.

– Я верно понял, что мы здесь уже почти двадцать лет?

– Верно, – сказал Ктелларн. – И не просто «почти», а чуть более двадцати лет. Ваши друзья теперь намного старше вас. И ваши женщины. Все это время они были с другими мужчинами, но вам не в чем их упрекнуть. Странное ощущение, не правда ли? Будет о чем поразмыслить на досуге. Ваши дети повзрослели без вас, их воспитанием занимались посторонние люди, и никому неизвестно, чего они там навоспитывали. У вас есть дети, янрирр Оберт? Ваши родители могли умереть, не дождавшись вашего возвращения…

– Прекратите, капитан, – сказал Оберт сердито.

– За это время сменилось поколение ваших охранников, – безжалостно продолжал тот. – Помните капитана Фоллорна? Он умер от старости. Впрочем, уже к моменту вашего появления он был немолод… К чему это я? Двадцать лет. Никто не вспоминает о вас долгих двадцать лет. О вас забыли все, кто вас помнил. Вы объявлены официально погибшими. Между тем вы все еще трепыхаетесь, на что-то надеетесь и совершаете странные поступки.

– Мы никогда не смиримся, – с расстановкой произнес Оберт, потихоньку свирепея. – Мы можем делать вид, что живем от рассвета до заката, ухаживаем за вашими дурацкими растениями, собираемся в кают-компании посмотреть дозволенные вами к употреблению информационные перехваты с Земли. Но вам следует быть начеку.

– Оставьте, янрирр Оберт. Что бы вы о себе ни возомнили, вы всего лишь стадо. Вас неплохо содержат, признайте это. У вас покладистые пастухи. Вы не можете пожаловаться на грубость или равнодушие. Один симпатяга Даринуэрн чего стоит… Не стану спорить, вы действительно не смирились. И многие из тех, кто помнит Землю, все еще надеются вернуться. Но посмотрите на свою молодежь, на того же юношу Тони. Таким, как он, плевать на вашу культуру, на вашу классику, они не видели ваших музеев, не слышали вашей музыки. А если и слышали, то давно забыли. Они не хотят строить планы на будущее, они хотят просто жить и развлекаться. Пастись и жевать. Удовлетворять базовые инстинкты. Они никогда не видели ничего, кроме этого крохотного мирка, их человечество – двести с небольшим с детства знакомых лиц. Вам нечего им предложить, в ваших закромах недостаточно пищи для юных умов.

Тони слушал молча, набычившись. Одному богу было известно, что там происходило у него в голове.

– Зачем вы это затеяли? – спросил Оберт.

– Мы обсуждали этот вопрос тысячу раз. И с вами, и с командором Хендриксом, и со всяким, кто только пожелал… Нам нужны заложники. Ведь мы находимся в состоянии войны с человечеством.

– Надеюсь, человечество в курсе, – злобно оскалился Оберт. – Но я не о том. К чему вы затеяли всю эту конспирацию, эти нелепые представления с зимней спячкой? Неужели нельзя было просто поставить нас перед фактом?

– Решение принималось не мной, – ответил Ктелларн. – Лично я предпочел бы играть в открытую. Но вы уверены, что все колонисты без исключения спокойно отнеслись бы к перспективе оказаться моложе собственных детей?

– Я знаю нескольких женщин, которые охотно согласились бы.

– А я склонен считать, что по меньшей мере у каждого четвертого развился бы психоз. Нам не нужны невротики. Нам нужны здоровые, безмятежные, довольные жизнью заложники. И не забывайте, что это не только военная операция. Это еще и грандиозный научный эксперимент. Наблюдения за репрезентативной человеческой популяцией приносят нашей науке неоценимый материал. Вы представить себе не можете, сколько научных трудов о человеческой природе создано за эти двадцать лет! Подозреваю, мы разбираемся в человеческой психологии лучше, чем сами люди, поскольку общеизвестно: никогда нельзя изучить свой собственный разум… Мы стремимся лучше понять естественного врага. К тому же вы помогли нам серьезно усовершенствовать гибернационную технику.