- А и знает она, Колюшка мой, что она и поеботина сопливая!
- Я знаю, папаничка мой, что я пиздопроебка конская.
- А и знает она, знает, что она пиздопроебка конская!
- Я знаю, папаничка, что я проблевотина зеленая!
- А и знает она, что она и проблевотина зеленая!
- Я знаю, папаничка, что я пиздапроушина дурная.
- А и знает она, что она и пиздапроушина дурная!
- Я знаю, папаничка, что я хуедрочка дубовая.
- А и знает она, Колюшка, что она хуедрочка дубовая!
- Я знаю, папаничка, что я залупень свиная!
- А и знает она, знает, что она залупень свиная!
- Я знаю, папаничка, что я колода.
- А и знает она, что она колода!
Дочь замолчала. Лицо ее было бледным и мокрым от слез и дождя. Она стояла неподвижно, опустив голову и сложив руки на животе.
- Оуох... - вздохнула Галина Тимофеевна, взяла два свертка и подошла к звезде.
В этот момент автобус дал гудок.
Галина Тимофеевна обернулась, посмотрела на стоящий у автостанции автобус и, пробормотав "щас, щас", стала быстро разворачивать свертки. В одном из них оказался кусок пожелтевшего сала, величиной с кулак, в другом какие-то коричневые крошки.
Быстро рассыпав крошки по клумбе, Галина Тимофеевна принялась натирать звезду салом, приговаривая:
- И все как было, и все как есть, и все как будет... и все как было, и все как есть, и все как будет... и все как было, и все как есть, и все как будет...
Автобус снова посигналил.
Старушка повернулась к дочери:
- Что ж ты стоишь, кобыла чертова! Бяги, уедет чай!
Неподвижная дочь вздрогнула, подхватила обе сумки и побежала к автобусу.
Обтерев звезду, Галина Тимофеевна положила сало на клумбу, вытерла руки о юбку и, прихрамывая, побежала к автобусу.
