Объект 217 - [12]

– А чего это мне быть им довольным? – недоуменно пожал плечами Иван Павлович, прекрасно понимая при этом подоплеку вопроса.

– Так сначала вы с Деникиным страну топтали, теперь немчура ваша пытается.

– Михал Михалыч, – посмел перебить Кручиня собеседника, мгновенно вспомнив, а может, не забыв его имя. – Ты меня арестовал в двадцатом? Арестовал. Лично отвез на своем паровозе в ГубЧК на 15 лет? Отвез. Я свое отсидел. Что еще надо? А немцы – это другое, и не тебе больше решать мою судьбу.

Отпор и решительность, набравшие силу в голосе бывшего белогвардейца и заключенного, неприятно кольнули железнодорожника. Он кашлянул в кулак с зажатой в него бородой. Однако собраться с мыслями и достойным ответом не смог, выдержки хватило только на полукрик:

– Мне! И мне тоже! Мне надо, чтобы духу твоего белогвардейского здесь и близко не было. Грехи замаливаешь? Да мы сами в жилы вытянемся, но сделаем дорогу без вас, приспешников. Или вредительством тут занимаешься? Это мы еще проверим. Вон отсюда!

У Кручини заходили желваки, но он, в отличие от Михалыча, сумел сдержаться: школу бессловесности в лагере, где любое неосторожное выражение грозило дополнительным сроком, прошел отменную. Но ответил все так же твердо:

– Я сам решаю, где мне быть. И на этом – все. Точка!

– Что? – утратил последнюю грань выдержки железнодорожник. Молоток, как томагавк у индейца, вновь взметнулся вверх. – Что? Ты, беляк, мне, красному командиру, рот затыкаешь?

Поднятая рука не испугала Ивана Павловича. Он даже сделал шаг навстречу старому знакомцу. Но оказалось, лишь для того, чтобы прошептать только для одних его ушей:

– Мой белый генерал Деникин отказался служить на Гитлера. А вот ваш красный Власов…

– Да… да… да за такие слова… за такие слова! – Молоточный томагавк вновь взметнулся несколько раз, но цели своей не достиг. Не хватило духу ударить человека, которого знал. Это все же не тот явный враг, который убегал от контрразведчиков и за удар по которому заслужил благодарность. Оставалось лишь хватать ртом воздух.

– А они не мои, – открестился, восстанавливая дистанцию, Кручиня. – Так в газетах пишут. В «Правде» и «Красной Звезде». А их товарищ Сталин читает. Фотография такая есть – Сталин с газетой «Правда» в руках. Вы читаете газеты, Михал Михалыч? Или бросили заниматься повышением своего культурно-политического уровня? А вот это нехорошо.

Обойдя застывшего обходчика, Иван Павлович скрылся за деревьями. Михалыч оцепенело глядел ему вслед, потом смог проглотить глоток воздуха, принялся судорожно искать глазами свидетеля, потому что на наблюдательные посты выставлялось по два человека. Однако Семка, видя непонятные разборки между взрослыми, от греха подальше давно ящерицей уполз за бруствер окопчика. Вымещая злость, железнодорожник покрутил, теперь уже как тевтонским мечом, молотком над головой и уже готов был запустить его вслед за ушедшим зэком, но сдержался. Скрипя зубами, изменил маршрут и направился в штаб стройки: еще неизвестно, чье слово окажется последним и каким оно будет. И куда и на какой кобыле судьба опять вывезет предателя.

– Еще поглядим, еще попляшем, – бормотал Михалыч, первое время оглядываясь, но тем не менее набирая все быстрей ход. Не может быть, чтобы стране было так трудно, что прощает явных врагов! Даже если не виновен, пусть коровники от навоза очищает, а не на стратегическом объекте шляется.

Встреча со старым знакомым разбередила и Кручиню: он только внешне сохранял спокойствие, а внутри, набирая локомотивную мощь, отнюдь не в мягком вагоне помчалось, застучало на стыках сердце. Зная эту его страсть мчаться под уклон в готовности разбиться на мелкие кусочки, Иван Павлович и старался избегать воспоминаний о своих лагерных годах. Сегодня не получилось. Но ничего. Не должны дергать. Проверку прошел перед отправлением сюда, еще подчеркнули на сборном пункте: стране, а тем более сейчас, нужны солдаты и рабочие, а не зэки. И эта дурацкая, совершенно не нужная никому встреча ничего не изменит в его жизни. Он не скрывал, что сидел, в справке об этом же написано, так что документы в порядке… Так что где там красивые, похожие на пасхальные яйца?

Успокаивая стук сердца, стал вслушиваться в негромкую песню, идущую от реки. По ней сверил направление, вышел на тропинку, заранее примеченную в бинокль, зашагал быстрее. И едва не столкнулся с Натальей. Та сгибалась под тяжестью коромысла, на котором вместо ведер было развешено постиранное белье. Появление постороннего человека ею совсем не ожидалось, девушка от неожиданности развернулась, и в это время из кустов, как из засады, поднялся Семка. Уворачиваясь от несущегося на него белья с коромыслом, оступился, интуитивно схватился за мокрую постирушку, пытаясь удержаться на ногах. Но вместе с ней и завалился обратно в кустарник.

Вместо того чтобы спасать свой труд, Наталья схватилась за фонарик на рукаве платья, где на глазах лопнула и разъехалась материя. Воистину, женщина скорее согласится на новую морщинку на лице, чем на неряшливость в одежде, да еще при посторонних мужчинах.

– Извините, ради бога. Я его за Можай… – сложил в мольбе руки Иван Павлович.