Обед у… - [3]

Сделав этот мягкий, но заслуженный упрек, я оставил Ван Суэллера в гардеробной, а сам в ожидании его расположился в кабинете.

Примерно через час из гардеробной вышел его лакей, и я услыхал, как он вызывает по телефону электромобиль. А затем появился и сам Ван Суэллер – он улыбался, но по глазам его я снова с тревогой понял, что у него продолжает тайно созревать какой-то коварный план.

– Я, пожалуй, заеду к…,[1] – небрежно промолвил он, натягивая перчатки, – и пообедаю там.

При этих словах я в бешенстве вскочил со стула. Так вот какую подлую штуку надумал он сыграть со мной! Я бросил на него такой свирепый взгляд, что даже его патрицианское самообладание было поколеблено.

– Ни под каким видом! – воскликнул я и продолжал, все более распаляясь: – Какая черная неблагодарность! И это после всех поблажек, которые я вам делал! Я наградил вас приставкой «Ван» к вашей фамилии, в то время как мог бы назвать вас «Перкинс» или «Симпсон». Я даже унизился до того, что начал похваляться вашими автомобилями, вашими пони для игры в поло, вашими стальными бицепсами, которые вы себе нагуляли, будучи загребным на университетской спортивной «восьмерке», или «девятке», или как там она называется. Я сотворил вас героем моего рассказа и не позволю вам его уродовать. Я старался сделать вас типичным представителем самых фешенебельных светских кругов нью-йоркской молодежи. Вы никак не можете пожаловаться на мое отношение к вам. Эми Ффоллиотт, девушка, любовь которой вам предстоит завоевать, – идеал совершенства в глазах любого мужчины и к тому же непревзойденная красавица… если, разумеется, художник-иллюстратор окажется на высоте. Не понимаю, зачем вы стараетесь все испортить? Мне казалось, что вы как-никак джентльмен.

– А что вас, собственно, так возмущает, старина? – удивленно спросил Ван Суэллер.

– То, что вы собрались пообедать у…[2] – отвечал я. – Для вас это, понятное дело, удовольствие, а я расхлебывай. Вы преднамеренно хотите превратить мой рассказ в рекламу ресторана. Где вы сегодня будете обедать, не имеет ни малейшего отношения к фабуле моего рассказа. Вам очень хорошо известно, что в соответствии с авторским замыслом вам сегодня надлежит появиться перед зданием оперного театра «Альгамбра» ровно в одиннадцать часов тридцать минут, дабы вторично спасти жизнь мисс Ффоллиотт, когда в ее кабриолет врежется пожарная машина. Что вам мешает скромненько пообедать где-нибудь не на виду, как это делают очень многие литературные герои, не стремясь то и дело самым неуместным и вульгарным образом выставлять себя напоказ?

– Послушайте, дружище, – сказал Ван Суэллер вежливо, но я заметил, что упрямая складка залегла у его губ. – Очень жаль, конечно, что мой образ действий вам не по вкусу, но что ж поделаешь. Ведь и литературный персонаж тоже обладает кое-какими правами, и автор не может ими пренебрегать. Если герой принадлежит к великосветским кругам Нью-Йорка, он должен хотя бы раз на протяжении своей литературной жизни пообедать у…[3]

– Должен? – саркастически повторил я. – Это почему же он «должен»? Чье это требование?

– Редакторов журналов, – отвечал Ван Суэллер, бросая на меня многозначительный и предостерегающий взгляд.

– Да почему? – не сдавался я.

– Чтобы потрафить вкусам подписчиков из Канкаки, штат Иллинойс, – без запинки отвечал Ван Суэллер.

– А откуда вам это стало известно? – спросил я, чувствуя, как во мне снова зашевелилось подозрение. – Вас же до нынешнего дня не существовало в природе. Вы же в конце концов всего лишь художественный вымысел, и не более того. Я сам создал вас. Каким образом можете вы что-либо знать?

– Не в обиду вам будь сказано, – сочувственно улыбнувшись, промолвил Ван Суэллер, – но я как-никак был уже героем не одной сотни рассказов подобного сорта.

Я почувствовал, что краснею.

– Ну, мне казалось… – пробормотал я. – Я все-таки надеюсь… В общем, я хочу сказать… конечно, полностью оригинальная концепция художественного произведения – вещь недостижимая в наш век.

– Тип столичного денди, – мягко продолжал Ван Суэллер, – не представляет широких возможностей для проявления авторской самобытности. Кочуя из рассказа в рассказ, я веду себя везде примерно одинаково. Время от времени женщины-писательницы заставляют меня выкидывать несколько странные для джентльмена фортели, но авторы-мужчины, как правило, уступают меня один другому без каких-либо существенных изменений. Но, так или иначе, еще не было случая, чтобы я в каком-нибудь рассказе не пообедал у…[4]

– Ну, на сей раз вам придется обойтись без обеда у…[5] – решительно заявил я.

– Воля ваша, – сказал Ван Суэллер, поглядывая из окна на улицу, – но в таком случае это будет впервые за всю мою жизнь. Все авторы посылают меня туда. Мне кажется, многие из них с удовольствием составили бы мне компанию, если бы не такой пустяк, как материальные издержки.

– Повторяю: я не стану делать рекламу какому-то там ресторану, – сказал я, повысив голос. – Вы целиком зависите от моей воли, и я заявляю, что в этот вечер вы не будете фигурировать в рассказе до тех пор, пока не придет время снова броситься на выручку мисс Ффоллиотт. Если наши читатели не в состоянии вообразить, что в промежутке между двумя подвигами вы пообедали в одном из многочисленных заведений, созданных в городе для этой цели, но не удостоившихся рекламы в беллетристических произведениях, то пусть себе думают, что вы объявили голодовку, мне наплевать.