Обаятельный плут - [76]

Робин по-мальчишески преклонялся перед троюродным братом, который был старше его, и похвала Люсьена много для него значила. Его редко хвалили. Так что ему не составило труда убедить себя, что предложение Люсьена даст ему возможность делать опасное и полезное для Англии дело.

— Поначалу это было похоже на игру. Я был слишком молод и беззаботен, чтобы понять, что… что по кусочкам продаю свою душу. — Робин почувствовал, что на него опять накатывается волна ужаса и ему становится трудно дышать. — К тому времени, когда я понял, что с собой делаю, от моей души уже ничего не осталось.

— Интересная метафора, — тихо сказала Макси, — но она не соответствует действительности. Может быть, вы и забыли путь к своей душе, но душу нельзя потерять, продать или подарить.

Робин мрачно усмехнулся.

— Вы в этом уверены?

— Убеждена. — Макси взяла его за руку, и ужас немного отступил. — Если бы у вас не было души, вы не испытывали бы таких душевных страданий, такого чувства вины. Насколько мне известно, закоренелые негодяи спокойно спят по ночам.

— В таком случае я святой, — устало проговорил Робин.

— Вы как-то сказали, что Мэгги была вашей сообщницей. Тогда я вас не поняла. Она что, тоже занималась шпионажем?

— Да. Ее отца растерзала толпа французов. Я помог ей спастись. В Англию ей возвращаться не было смысла, и мы стали партнерами. Я много путешествовал по Европе, но дом был там, где была Мэгги. Чаще всего в Париже.

— Соратники и любовники, — тихо сказала Макси. — Все, очевидно, держалось на ней. Когда она от вас ушла, вы почувствовали, что больше не можете Робин кивнул.

— Да, пока мы были вместе, я справлялся со своими демонами. После ее ухода они начали меня одолевать. Как вы об этом догадались?

— Женская интуиция, — сухо отозвалась Макси. — Надо полагать, что вы нанимались дворецким или лакеем для того, чтобы собирать нужные сведения?

— Совершенно верно. Слуг обычно не замечают. Лакей или конюх знает обо всем, что происходит в доме.

Макси натянула на них обоих одеяло. Робин этому обрадовался — только сейчас он почувствовал, что страшно озяб. Но тепло шло не столько от одеяла, сколько от Макси. И не только тепло, а нежность и здравомыслие. Прикосновение ее мягкой груди, едва прикрытой тонкой рубашкой, ласковое поглаживание ее рук — все действовало на него успокаивающе.

— До меня только сейчас дошло, что большинство невероятных историй, которые вы мне рассказывали, вовсе не были выдумками. Вы действительно сидели в тюрьме в Константинополе и спаслись оттуда вместе с китайским моряком?

— Святая истина, — с еле заметной улыбкой ответил Робин. — Ли Кван научил меня замечательным приемам рукопашного боя, которые неоднократно спасали мне жизнь. Совместными усилиями мы сумели сбежать из этого проклятого места.

— А то, что вы рассказывали про отступление Наполеона из Москвы?

Робин словно подавился и опять стал трястись, как будто на него дохнул морозный зимний ветер. Макси крепче обняла его.

— Я могу понять, почему эти воспоминания причиняют вам такую боль. Но ведь ваш труд наверняка помог Англии, может быть, даже способствовал спасению многих жизней — хотя бы тем, что привел войну к быстрейшему завершению.

— Может быть, но в общем-то ничего особенного я не совершил. Пиком моей сомнительной карьеры было открытие, что Наполеон собирается напасть на Россию. А сделал я это нехитрое умозаключение на основании того, что обнаружил у него в библиотеке множество книг по географии России.

Макси беззвучно присвистнула.

— Умозаключение это, может быть, и нехитрое, но как вы попали в библиотеку императора?

— Лучше вам этого не знать.

Макси пригладила его влажные от пота волосы. В уголках его глаз собрались морщины. Впервые Робин не выглядел моложе своих лет — даже старше.

— Но ведь шла война, — с состраданием сказала Макси. — Конечно, ужасно, когда надо убивать, чтобы проникнуть в библиотеку, но, по сути дела, это не так сильно отличается от того, чтобы застрелить врага на поле боя.

— Здесь пришлось не убивать, а обольщать, — сказал Робин с отвращением к самому себе. — Я обольстил камеристку — некрасивую застенчивую девушку. Ее звали Жанна. Эта славная девушка была мне очень благодарна за внимание. Я притворился лояльным французским солдатом, который залечивает раны и которому ужасно хочется увидеть комнату, в которой работает его возлюбленный император. Мне не стоило большого труда уговорить Жанну показать мне библиотеку. — Пальцы Робина судорожно сжались вокруг руки Макси. — Мне было отвратительно использовать женщин, извращать самое прекрасное, что должно быть в отношениях между мужчиной и женщиной. Но все равно мне приходилось это делать. Приходилось — будь все проклято! От этого никуда не денешься.

— Некоторые мужчины совращают женщин просто для развлечения. У вас, по крайней мере, в этом была насущная необходимость, — тихо сказала Макси. — А Жанна узнала, что вы ее использовали для своих целей?

— Нет. Я сказал ей, что мой полк посылают в Австрию, и расстался с ней самым нежным образом. Она… она плакала и говорила, что будет молиться за меня. Я до сих пор вижу ее лицо… — Голос Робина сорвался.